Избранные рассказы

Почти доехав до Фоузие, водитель вырубает радио, чтобы слышать голоса пассажиров и ожидающих такси. Останавливаемся. Мужчина с мальчиком выходят. Полноватая, немного упитанная, в меру пухленькая девушка тоже выходит, вместо нее садится худая, щупленькая, изящно-костлявая девушка. Хлопает дверцей. Дверца не закрывается. Открывает и снова закрывает ее. Дверца не закрывается. Еще раз открывает и наконец захлопывает.

Водитель спрашивает шикарного молодого человека, который собирался выходить у Тахте Джамшид:

— А вы не выходите?

Молодой человек, как бы поддавшись уговору, отвечает:

— Нет, пожалуй, поеду дальше.

Этот шикарный молодой человек напоминает мне одного коллегу. Тот живет по соседству со мной, у него есть автомобиль, и он, по его утверждению, — один из моих «искренних друзей». Я имею возможность ежедневно спокойно ездить на службу и обратно вместе с ним. Но почему-то я этого не делаю — он мне не нравится.

Много лет назад один мой приятель хорошо выразился. (Дай бог ему всех благ. Не знаю, где он сейчас и чем занимается.) Так вот он сказал: «Студенты-медики, как только становятся дипломированными врачами, начинают называть друг друга „доктор“, до смерти боятся микробов и ни за какие блага не пропустят послеобеденного сна».

Этот мой коллега — настоящий чистюля. Прагматик с ног до головы. Он боится микробов и не забывает о послеобеденном сне. Я уверен, если его прохватит понос, он умрет Не от болезни, а от огорчения. От огорчения, что его порядок посещения туалета нарушен и стал непрогнозируемым.

У меня был другой приятель (в то самое время, когда я ездил в Кередж), который в отличие от прочих никогда не возвращался в Тегеран на автомобилях сослуживцев или знакомых. Он считал: когда сидишь в чужой машине, ты вынужден соглашаться с любой глупостью, изреченной ее владельцем, и, подобно козлу, кивать головой.

Теперь я понимаю, что то были мудрые слова, хотя мой приятель и не был мудрецом. Мне не хочется сидеть рядом с отстиранным и отутюженным до стерильности чистюлей, который страшится микробов, держит руль в перчатках, чтобы не запачкать руки, не пропускает послеобеденного сна, мне не хочется выслушивать его глупости и кивать, подобно козлу. Пусть подавится своей машиной. К тому же он шесть месяцев был в Америке и теперь без умолку расхваливает Америку и американцев. Однажды, случайно оказавшись в его сетях, я спросил — просто, чтобы о чем-нибудь поговорить: «Ты слышал такой анекдот? Как-то американцу предложили сходить вечером на „Лебединое озеро“. Тот ответил: „Прекрасно! Я очень люблю рыбалку!“» — и я захохотал. Но он тупо взглянул на меня и ответил: «Ну и что? Американцы действительно любят рыбалку. Я сам, когда был в Америке, не раз ловил рыбу со своими американскими друзьями». Вы только подумайте, каково человеку вынести такое! У меня было единственное желание — открыть дверцу и выскочить из машины. Клянусь Аллахом, даже в этой тесной раскаленной железной клетке и то, наверное, легче.

Рядом со мной сидит человек в идеально чистом белом костюме. Я гляжу на него с завистью. Белый костюм всегда был моей мечтой. Но разве она осуществима? В этом городе нужно иметь семь костюмов и бешеные деньги, чтобы отдавать их в чистку. Семь дней недели — семь белых костюмов.

Водитель снова включает радио. Диктор разглагольствует о национальном престиже и его значении. Если бы я был учителем, как раньше! (Кстати, почему мне не позволили работать в гимназии и дальше? Они заявили, что у меня не все дома, что я на уроках несу чушь! Как будто сами несут что-то другое! Хотя чушь бывает разного сорта — хорошего или плохого. Я прикинулся психом, чтобы отделаться от них, а они поверили!)

Но знаете, когда мои мозги свернулись на сторону? (Если они вообще свернулись на сторону.) Однажды я очень спешил, мне необходимо было взять такси. Машины притормаживали около меня, водители на ходу узнавали, куда мне надо, и, расслышав или не расслышав ответ, проезжали мимо. Я весь кипел. Я проклинал всех и вся. Когда подошло очередное пустое такси и водитель спросил: «Куда?», я уже дошел до такого состояния, что ответил: «На могилу твоего отца!» Водитель нисколько не удивился, не разозлился, молча открыл дверцу. Я сел. Мы поехали и… Короче говоря, через полчаса он доставил меня к кладбищу Бехеште Захра и сказал: «Могила моего отца здесь!» Не успел я опомниться, как он уже выхватил у меня семь или восемь туманов и скрылся. И я весь обратный путь проделал пешком, проклиная все и всех, себя и водителя, землю и небо. Да, разумеется, с того дня мои мозги должны были свернуться на сторону, сдвинуться, расколоться (откуда мне знать, что еще с ними должно произойти?).