Окна выходят на улицу. Свет входит с улицы. Четыре стены: первая, вторая и две третьих. Какой-то призрак, какая-то тень, Истленьев? Несколько слабых мгновений зеркало держит его...
Вдруг исчезает...
АННА
Звездные сгустки? Это скопления многих близких звезд в одном месте. Общая фигура их весьма разнообразна: в одних звезды разбросаны, по-видимому, без всякого порядка, в других они рассеяны на пространстве шара, у центра которого замечается особенное обилие звезд, а по краям они реже, наконец, некоторые сгустки представляются правильным диском, внутри которого отдельные звезды распределены довольно равномерно. Число звезд в сгустках тоже весьма различно: от нескольких десятков до многих тысяч.
ОЛЬГА
А как давно эти сгустки известны астрономам?
АННА
До изобретения зрительных труб были известны: Плеяды и Гияды в созвездии Тельца и Ясли в созвездии Рака. После же изобретения зрительных труб число открытых звездных сгустков непрерывно увеличивалось. Вот наиболее замечательные и легче других наблюдаемые звездные сгустки:
Тукан — шарообразный весьма красивый сгусток.
Персей — двойной сгусток, обильный яркими звездами.
Телец — Плеяды; хорошие глаза различают 14 звезд.
Близнецы — очень обильный и красивый сгусток.
Рак — Ясли; легко различается даже слабыми трубами.
Корабль — большой и почти круглый сгусток.
Южный Крест — состоит из многих ярких звезд.
Центавр — самый большой сгусток, более 5000 звезд.
Геркулес — чрезвычайно яркий и красивый сгусток...
ПОЭТ
Простите, я, кажется, прервал вашу ученую беседу?
АННА
Кажется, но не прервали. Откуда вы теперь? Вас так давно не было видно!.. Пишете ли вы по-прежнему стихи?
ПОЭТ
Нет.
ОЛЬГА
А что же вы делаете?
ПОЭТ
Удивляюсь тому, что когда-то писал.
АННА
Пожалуйста, прочтите то, что вас более всего удивляет.
ОЛЬГА
Да, да! Прочтите!
ПОЭТ
КУКЛИН
Куклин, входя.
АННА
Анна поэту.
ОЛЬГА
На фоне этого беспредельного неба каким мелким становится всякое безбожие!
КУКЛИН
Да, да, да, вы правы! А какие грозные тучи! Я только что с улицы, и вдруг — ваши справедливые слова...
Темнота появилась вместе с утром. Фонари погасли, и стало еще темнее. Тучи опустились ниже, и стало еще темнее. Стало еще темнее, и стало еще темнее.
В расщелинах туч мгновениями становились видны звезды, кровоточащие густым светом. Тучи с грохотом передвигались, и сверкающие звездные сгустки, казалось, готовы были стечь по водосточному железу на мостовые. Стоял такой скрежет, словно на город надвинулись две ночи одновременно.
Население забилось в свои дома, бездомные забились в свое бездомье.
Сизое удушье туч повисло над Кропоткинской тяжело, по вдруг какая-то безумная звезда взлетела дерзко, как голова Вологдова на его портрете работы Давида Бурлюка.
Только горстка людей металась но вымершим улицам, настигаемая повсюду своими неумолимыми именами: Пермяков, Эвелина, Истленьев, Куклин, Мария, Левицкий...
Н. Вологдов — В. Казакову:
Дорогой Володя,
Если улица в направлении роста чисел — путь без конца, то постарайтесь дойти до № 1, неужели же и его нет? Не верно! Извольте дойти до № 1 и меня успокоить: Это что еще за бесконечность в обе стороны!
Сегодня и у нас был сильный холодный ливень, и град стучал в стекла, как ворон в окно последней «баньки» Хлебникова. Все омыто дождем, но у меня уже старческое зрение и поэтому все краски природы как-то померкли.
Единственный мой выход — в музей на Волхонке, где выставлена немецкая гравюра первой четверти века (из ЭфЭрГе): много тошнотворной экспрессионистской дряни, но есть и талантливые: Лембрук, Файнингер, Марк, Кокошка, Майднер и, представьте себе, Жорж Гросс. И один гений — Пауль Клее: несколько нерукотворных листов, в том числе «Канатоходец» — черная фигурка в воздухе, в тусклолиловой пустоте, на фоне огромного белого креста, которому мог бы позавидовать даже Малевич.
Думаю, что Эрику XXV лучше бы не звонить: к чему этот телефонный разговор глухонемых без жестикуляции.
Та девочка жива и прыгает, обожаемая своими родителями. А Е. М. Р. о выставке ничего не говорит и уже не прыгает.