му. Ну-ка, Джон, а ты что скажешь? Не хуже ваших воен¬ ных песен, а? — Хорошая, — сказал могиканин, который выпивал все, что давала ему хозяйка, и оказывал должное уважение кружкам, пускаемым вкруговую майором и Мармадьюком. — Прависсимо, Рихард! — вскричал майор, чьи черные глаза уже подернулись влагой. — Прависсимо! Это коро- шая песнь. Только Натти Пампо снает песню кута лутше. Кошаный Тшулок, старина, спой. Спой нам свою песню про лес. — Нет, нет, майор, — возразил охотник, грустно пока¬ чав головой. — Не думал я, что увижу такое в этих горах, и мне теперь не до песен. Если тот, кто по праву здесь полный хозяин, принужден утолять жажду растопленным снегом, не годится тем, кто знавал его щедрость, веселить¬ ся, словно на дворе теперь красное лето и солнышко светит. С этими словами Кожаный Чулок снова опустил голову на колени и закрыл руками суровое морщинистое лицо. Жара в зале после прогулки по морозу, а также частые и обильные возлияния помогли Ричарду быстро сравняться с остальными подвыпившими посетителями трактира, и те¬ перь, протянув охотнику две клубившиеся паром' кружки с пенным флипом, он воскликнул: — Счастливого тебе рождества, старина! Красное лето и солнышко светит? Да ты что, ослеп, Кожаный Чулок? Сейчас зима и светит луна. Вот возьми-ка эти очки и протри глаза хорошенько! Так будем же пить И не будем грустить, Иль сединой голова убедится! Слышите, да, никак, старик Джон завел свою волынку. Чертовски скучно поют эти индейцы, а, майор? По-моему, они даже не знают, что такое мелодия! Пока Ричард пел и болтал, могиканин глухим голосом тянул какой-то заунывный мотив, медленно покачиваясь в такт. Слов в этой песне было очень мало, а так как пел он на делаварском языке, то их могли понять только он сам да Натти. Не обращая внимания на Ричарда, он продолжал петь свою скорбную песню, то внезапно испуская пронзи¬ тельные вопли, то снова переходя на низкие, дрожащие 604
звуки, которые, казалось, составляли особенность индей¬ ской музыки. Общий разговор давно прекратился, все опять разби¬ лись на кучки и принялись обсуждать самые различные дела — главным образом способы лечения чесотки у сви¬ ней и проповедь мистера Гранта; а доктор Тодд подроб¬ нейшим образом объяснял Мармадьюку, какую именно рану получил молодой охотник. Индеец продолжал петь; лицо его утратило прежнее выражение невозмутимого спо¬ койствия и благодаря густым растрепанным волосам начи¬ нало казаться даже свирепым. Дикая песня звучала все громче и вскоре заглушила разговоры в зале. Старый охот¬ ник поднял голову и горячо заговорил с индейцем на дела- варском наречии. Ради удобства наших читателей мы пе¬ реведем его речь. — Зачем ты поешь о былых битвах, Чингачгук, и о сра¬ женных тобою воинах, когда злейший враг сидит рядом с тобой — враг, лишивший Молодого Орла его законных прав? Я сражался не хуже любого воина твоего плёмени, но в такое время, как сейчас, я не хвастаюсь своими по¬ двигами. — Соколиный Глаз, - ответил индеец и, пошатываясь, поднялся на ноги, — я — Великий Змей делаваров. Я умею выслеживать мингов, как гадюкау подкрадывающаяся к яйцам козодоя, и убивать их одним ударом, словно грему¬ чая змея. Белые дали Чингачгуку томагавк, светлый, как вода Отсего, когда заходит солнце. Но он красен от крови врагов. — А для чего ты убивал мингов? Не для того ли, чтобы сохранить эти охотничьи угодья и озера для детей своего отца? И разве на совете всего племени их не отдали Пожи¬ рателю Огня? И разве не кровь этого воина струится в жи¬ лах молодого вождя, который мог бы говорить громко там, где теперь голос его еле слышен? Эти слова, казалось, отцасти привели индейца в себя, и <р, повернувшись, устремил пристальный взгляд на лицо судьи. Встряхнув головой, он отбросил с лица волосы, заслонявшие глаза, в которых горела ярость. Но винные пары слишком затуманили его сознание. Несколько секунд он тщетно пытался ухватить заткнутый за пояс томагавк, как вдруг глаза его погасли; широко и глупо улыбнувшись, он обеими руками взял кружку, которую в эту минуту поставил перед ним Ричард, откинулся назад и осушил ее 602