В данном случае посягательство уже закончилось, поэтому Овсянников потерял право на необходимую оборону. Как указывал еще Н. С. Таганцев, в таких случаях «удар, нанесенный обидчику, будет отплатой, а не обороной»[1265]
. Однако, несомненно, Овсянников в момент нанесения им удара находился в состоянии сильного душевного волнения, вызванного противозаконным насилием со стороны потерпевшего.Другой показательный в этом отношении пример.
К. и А. несколько дней вместе пьянствовали, а затем поссорились. Воспользовавшись тем, что А. лег отдыхать, озлобленный на него К. пытался подкрасться к нему и ударить его топором. Но А. заметил это и, будучи физически сильнее К., отнял у него топор, повалил его на пол и несколькими ударами лезвия топора по голове убил. Из материалов дела видно, что обезоруженный и лежавший на полу К. уже не представляя опасности для А., но последний убил его, мстя за покушение. Ростовский областной суд не учел эти обстоятельства дела, переквалифицировав содеянное А. со ст. 102 п. «и» на ст. 105 УК РСФСР (ныне – ч. 1 ст. 108 УК РФ), ошибочно расценив его действия как убийство при превышении пределов необходимой обороны. Ввиду неправильного применения уголовного закона судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по протесту прокурора приговор отменила и возвратила дело на новое судебное рассмотрение. При новом рассмотрении дела А. осужден за убийство при отягчающих обстоятельствах[1266]
.В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. указывается: «Действия оборонявшегося, причинившего вред посягавшему, не могут считаться совершенными в состоянии необходимой обороны, если вред причинен после того, как посягательство было предотвращено или окончено и в применении средств защиты явно отпала необходимость. В этих случаях ответственность наступает на общих основаниях. В целях правильной юридической оценки таких действий подсудимого суды с учетом всей обстановки происшествия должны выяснять, не совершены ли им эти действия в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного общественно опасным посягательством»[1267]
. В том же постановлении подчеркнуто, что переход оружия или других предметов, использованных при нападении, от посягающего к обороняющемуся сам по себе не может свидетельствовать об окончании посягательства.Прекращение посягательства следует отличать также от ситуации, когда нападающий приостанавливает его на короткое время, с тем чтобы затем продолжить его с еще большей интенсивностью[1268]
. Например, не справившись с защищающимся, нападающий, оставив его, пытается выломить кол или штакетину в заборе для использования в качестве более эффективного орудия нападения. В данной ситуации реальная угроза охраняемым интересам не устранена, что дает право на продолжение оборонительных действий.Таким образом, само по себе механическое прекращение общественно опасных действий (прекращение нанесения ударов и т. д.) без учета сложившейся обстановки и восприятия ситуации со стороны обороняющегося вовсе не свидетельствует о прекращении общественно опасного посягательства и не гарантируют безопасность обороняющемуся. Пока таких гарантий нет, посягательство следует считать наличным. И это должны быть объективные гарантии безопасности, обусловленные таким поведением нападавшего, которое свидетельствует о реальном завершении посягательства, а также о том, что данное посягательство не будет им немедленно продолжено[1269]
. Речь идет о безусловном прекращении посягательства в объективной действительности. В противном случае происходит неоправданное сужение пределов необходимой обороны, обороняющийся ставится в заведомо невыгодные условия по сравнению с нападающим.К сожалению, органы предварительного следствия и суды довольно часто не принимают во внимание того, что в экстренной ситуации обороняющийся не всегда в состоянии сориентироваться в моменте начала и (или) окончания посягательства[1270]
.В)
Признак действительности нападения позволяет провести разграничение между необходимой обороной и мнимой обороной.
При решении этого вопроса возможны два основных варианта: