Характерно в этом отношении дело по обвинению Г. Последний ночью возвращался от знакомой девушки домой. На пути к его дому находился овраг. Еще при спуске в овраг Г., боясь, что на него могут напасть, раскрыл имевшийся у него складной нож. В овраге он встретил идущих с работы О. и П. и, столкнувшись с О., нанес ему ножом удар в грудь. От полученного ранения сердца О. скончался. Г. объяснил свой поступок тем, что, увидев в овраге силуэты двух мужчин, испугался, решив, что они хотят ограбить его, и поэтому нанес удар идущему навстречу. Приговором краевого суда Г. был осужден за умышленное убийство без отягчающих обстоятельств. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР приговор по делу изменила, переквалифицировав преступление по статье о неосторожном причинении смерти по тем мотивам, что Г. лишил потерпевшего жизни вследствие ошибочно возникшего у него предположения об ограблении, т. е. в состоянии мнимой обороны. Президиум Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело в порядке надзора, указал, что в данном случае вся обстановка, при которой был убит рабочий О., не давала Г. оснований полагать, что он подвергался реальному нападению. Потерпевший шел вместе с П. с работы по тропинке оврага неподалеку от завода и жилых домов. Никаких поводов предполагать нападение он Г. не давал. В связи с тем, что Г. не был поставлен ни в реальную, ни в предполагаемую опасность, Президиум Верховного Суда РСФСР признал правильной квалификацию действий Г., данную краевым судом[1275]
.Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 16 августа 1984 г. предусмотрел еще один вариант ответственности при мнимой обороне. «Если… лицо превысило пределы защиты, – говорится в постановлении, – допустимой в условиях соответствующего реального посягательства, оно подлежит ответственности как за превышение пределов необходимой обороны»[1276]
. Позиция эта была безоговорочно поддержана подавляющим большинством авторов, писавших о необходимой обороне после 1984 г. «При такой ошибке, – комментирует данное указание Пленума Ю. В. Баулин, – решение об ответственности за причиненный вред зависит от того, правомерным был бы признан вред в условиях соответствующего реального посягательства, т. е. при отсутствии ошибки. Для этого лицо, принимающее решение по делу (следователь, суд), должно абстрагироваться от того, что в данном случае была ошибка, и предположить, что имело место реальное общественно опасное посягательство… и на этом основании решить, имело ли место превышение пределов необходимой обороны. При отрицательном ответе ответственность лица за причиненный вред исключается. При положительном ответе лицо подлежит ответственности как за превышение пределов необходимой обороны…»[1277]Нам такой подход к решению весьма принципиальной проблемы представляется слишком умозрительным, «кабинетным». Правоприменителю предлагают «гадать на кофейной гуще», кладя в основу оценки не то, что на самом деле происходило в действительности, а то, что могло быть. Получается, вывод о виновности лица будет основываться на предположениях, а это уж никак не вяжется с уголовно-процессуальными гарантиями личности. К тому же применение уголовного закона по аналогии, а речь здесь идет именно об аналогии (не случайно в постановлении Пленума говорится об ответственности,
Вот почему мы считаем вполне достаточным ограничить случаи мнимой обороны двумя рассмотренными выше вариантами. Tertium поп datur!
Полагаем также, что проблема мнимой обороны должна быть решена на законодательном уровне, как это, например, сделано в УК Италии, Латвии, Украины[1279]
. Кодексы этих стран под мнимой обороной понимают случаи, когда одно лицо под влиянием ошибки причиняет вред другому при отсутствии реального нападения со стороны последнего. При этом если в действительности имели место обстоятельства, позволяющие обороняющемуся заблуждаться относительно реальности нападения, лицо от уголовной ответственности освобождается. Но если речь идет об ошибке, вызванной неосторожностью лица, то наказуемость не исключается[1280].