Проявления прогнозируемой мной тенденции уже есть. Яркий пример – Указ Президента России от 14 июня 1994 г. «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности». В нем назван особый, увеличенный в 10 раз по сравнению с УПК и в 15 – с Конституцией срок задержания, особый порядок проверки оснований к возбуждению уголовного дела (к слову, аналогичный по содержанию закон был в Татарстане). Эта же тенденция, только гораздо более развитая, и в проекте федерального закона «О борьбе с организованной преступностью»[419]
. Здесь уже появляются и особые органы, которым предоставляются исключительные полномочия по борьбе с организованной преступностью.Чрезмерная формализация, установление ограничений, находящихся в противоречии с правосознанием правоприменителей, приводят к широкому, не осуждаемому профессиональным общественным мнением распространению фальсификаций. Примеры тому – в искажении соотношения времени задержания и времени возбуждения уголовного дела, в мистификации участия понятых в производстве ряда следственных действий и неуказании участия специалиста, которому предстоит быть экспертом, в осмотре места происшествия и т. д.
Неэффективность уголовного процесса, можно сказать, его беззубость, влечет за собой сонмище отрицательных последствий, в частности рост числа самосудов (разборки среди криминальных и полукриминальных структур, обращение почти правопослушных субъектов за помощью к криминальным – в их числе). Не станут ли подобные методы вскоре основными в правозащите? И на каком году перестройки нас ожидает свой Линч с идеологическим обоснованием необходимости самосудов? Добавим: перед подготовленной к восприятию таких мыслей аудиторией. И второе. Среди мизерного (ни один уважающий себя юрист не станет уподоблять массив совершенных преступлений числу зарегистрированных) процента наказанных преступников – лишь малая часть наиболее опасных[420]
. Неэффективное уголовное судопроизводство, будучи не в состоянии дотянуться до серьезных преступников, отчитывается привлечением к уголовной ответственности тех, до кого дотягиваются руки. Дебилы – резерв раскрываемости. Таким образом, деятельность неэффективного уголовного судопроизводства отсечением слабых элементов усиливает профессионализм преступного сообщества. А если к этому добавить характерный для последних лет систематический отток профессионалов из правоохранительных органов?Отрыв законодательных и особенно околопроектных слов от реальной жизни в состоянии привести к появлению новой генерации правоведов. Юристов-циников. Qui prodest?
Кому это выгодно?
Золотое сечение[421]
уголовного и уголовно-процессуального права (1997 год)0. Конечно, как гласит старая немецкая пословица, всякое сравнение хромает[422]
. Однако у сравнения-образа появляются дополнительные инструментальные возможности для исследования сложных систем. Если рассматривать как нечто выделенное и целостное такие сложные явления, как «обеспечение законных интересов граждан, законности и правопорядка, «борьба с преступностью» или «уголовная юстиция», то логически возникает вопрос о соотношении, в том числе и количественном, основных частей, их составляющих. К примеру, как при обеспечении законных интересов граждан должны соотноситься устанавливаемые для этого права и обязанности законопослушных граждан и законоослушников? Естественно, было бы вульгаризацией предлагать для ответа на поставленный вопрос реальное значение геометрического по своей сути золотого сечения (5:3, 8:5, 13:8 и т. д.). Однако будет вульгарным предположить, что в соотношении этих прав и обязанностей имеется свое «золотое сечение». И вряд ли можно назвать «золотым» такое соотношение правовых статусов, при которомДругими нагляднейшими примерами искажения пропорций являются гиперболизация некоторых методов в судебной реформе – к примеру, превращение в самодовлеющую величину суда присяжных[423]
и односторонней в развитии уголовно-процессуальной функции защиты по отношению – тоже пример – к развитию средств доказывания. Представляет интерес и соотношение в деятельности адвокатуры функций защитника, с одной стороны, и представителя потерпевшего или гражданского истца – с другой.