Избранные труды

Весьма показательны в этом отношении слова и события, порожденные понятием, теорией и лозунгом прав человека. Известная специалистам группа правоведов пытается представить себя единственными защитниками этих прав, а своих оппонентов – их противниками. Но ведь это не что иное, как некорректный прием в полемике! Трудно представить, чтобы кто-нибудь из российских (советских) процессуалистов действительно выступал за нарушения прав человека в уголовном судопроизводстве. Подобный некорректный не только в теоретическом, но и в нравственном отношении прием уже применялся и во времена А. Я. Вышинского, и в период крестового похода радетелей презумпции невиновности за втискивание этого важнейшего элемента общеполитического статуса гражданина внутрь уголовного процесса[412] и превращение его тем самым из гарантии для всех в гарантию для избранных (по признаку подозрения в совершении уголовного преступления).

Возвращаясь же к защите прав человека, не могу не подчеркнуть: для меня первым из прав гражданина является право на эффективную защиту от преступных посягательств. А реальное, не на словах токмо, обеспечение этого права требует известного ущемления прав гражданина, обвиняемого или подозреваемого в законоослушании. К слову, не только их. Обыск, например, может быть проведен и у лица, не причастного к совершению преступления. Важно только, чтобы эти ущемления не были ни на йоту больше, чем это необходимо для достижения цели уголовного процесса.

4. Краеугольным камнем моей позиции, позиции полицейского профессора, является признание государством не на словах, а в правовых нормах прямого действия своей обязанности оберегать законопослушного гражданина и коррелирующего этой обязанности права законопослушного гражданина требовать от агентов государственной власти и правоохранительных органов[413] эффективной защиты своей личности, собственности, жизни и здоровья, чести и достоинства.

Для меня понятно место в этом процессе суда, а где он располагается, по мнению некоторых высоких чинов судебного ведомства, скоропалительно исключающих его из числа правоохранительных органов[414], пусть они и скажут…

В коллизионных производствах, направленных на восстановление нарушенного права, объективно противоречивые интересы потерпевшего и обвиняемого должны находить баланс. Между тем в современном российском уголовном процессе, например, многие гарантии обвиняемому фактически формируют за счет ущемления законных интересов потерпевшего. Мало того, что государство не выполняет надлежащим образом принятой на себя обязанности защищать своих граждан, оно еще и в реализации другой своей функции – восстановлении нарушенного права – процедурно ставит интересы обиженного на второй план.

Не государство, конечно. Но разве легче от того, что гражданское общество оказалось заложником отнюдь не могучей кучки? Чем человек менее информирован, тем он более категоричен в суждениях. И вот великий народ выслушивает высокопарные поучения ораторов, которым не худо было бы просто почитать и посчитать либо с месячишко поработать в дежурной части милиции или посидеть в ординарных судебных процессах.

По окончании предварительного расследования следователь обязан ознакомить обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела. Потерпевший же по делам, по которым досудебная подготовка осуществлялась в форме дознания (ст. 120 УПК), с делом не знакомится. Голос потерпевшего слабо звучит и в суде. Ему даже право участвовать в судебных прениях, кроме как по делам частного обвинения и – с недавнего времени – в суде присяжных, не предоставлено.

Пренебрежение интересами потерпевшего, защита за его счет прав обвиняемого (подозреваемого) не были характерны для истоков российского права. Пространная редакция Русской Правды (1-я четверть XII в.) устанавливала: «… кто будет виноват, на кого татба снидеть, тогда он свое возметь, а что погибло будеть с ним, то же ему начнет платити…»[415], то есть нечто прямо противоположное современному толкованию всякого сомнения в пользу обвиняемого. Насколько я понимаю приведенный текст, он гласит, что если у кого-либо будет обнаружена только часть пропавшего, за остальное он обязывался выплатить деньгами. Полагаю, прав СВ. Смирнов, когда пишет: «В этом усматривается особый, облегченный процесс доказывания, обусловленный стремлением полно и быстро восстановить имущественный статус пострадавшего»[416].

Изменение с X по XX в. подходов к соотношению статусов потерпевшего и обвиняемого обусловлено, на мой взгляд, не только внешними (влияние иных правовых систем), но и внутренними факторами. На один из них необходимо указать.