Специалисту трудно заподозрить автора в недооценке принципов уголовного процесса: у него не менее двух десятков публикаций по этой проблематике, первые из них относятся к началу 60-х годов, последние – к началу 90-х. Именно поэтому я имею право спросить: кому выгодно включать в нормативные акты идеи, которые не подлежат прямому применению
? Практически ни одна процессуальная правовая норма не есть проявление какого-нибудь одного принципа. Правила, регламентирующие обыск, допрос, заключение под стражу и т. д. и т. п., суть компромисс между несколькими (при достаточно глубоком исследовании – всеми) принципами уголовного процесса. Правоприменитель вправе ожидать от законодателя предписаний о способах действования, а не общих формулировок с материалом для разговорчивых политиков и теоретиков.Продолжение бесконечного анекдота: в четырех проектах – четыре разных перечня несистематизированных
принципов.3. Судебно-следственная реформа у многих на устах, у всех на слуху. И прямо – признак дурного тона – взять и спросить: а все ли изменения, которые нынче происходят, а тем паче предлагаются, надобны? Рискну, однако. И не только сформулировать вопрос, но и ответить на него. Нет! Совсем не все законодательные акты, принятые за последние пять лет, а еще более – заявляемые для принятия, потребны обществу.
Они полезны отдельным членам общества – это да. Одним, чтобы обозначить деятельность, другим… для разных других целей. Вот, например, время от времени кем-то инициируемые волны предложений о создании самостоятельного следственного ведомства. Я слишком хорошо отношусь к профессионалам-следователям в бурлацких лямках, самоотверженно тянущим на себе неподъемную баржу современного предварительного расследования, чтобы подумать, что кто-нибудь из них не понимает, что создание самостоятельного ведомства предварительного расследования будет той последней каплей, которая превратит рассольник в рассол.
Предварительное расследование и сегодня вряд ли сколько-нибудь эффективно выполняет свои функции. Оно балансирует на краю пропасти. А если еще оторвать его от органов, реально раскрывающих
преступления, – оперативных аппаратов, то лишенное и той тонкой нити, которая еще удерживает его от падения, оно непременно с указанного края сорвется.Кто же в таких случаях время от времени инициирует кампании по дальнейшему расползанию ведомственности
в правоохранительной системе? Наверное, во-первых, те, кто в новом ведомстве рассчитывает получить новые, более высокие должности и звания (подозреваются некоторые из руководителей и надсмотрщиков). Если поискать, безусловно, найдутся и «во-вторых», и «в-третьих», и, может быть, даже «в-четвертых». Просто надобно снова пустить в ход выдержавший испытание веками поисковый инструмент – qui prodest?3.1. В муках и противоречиях, в условиях канонизации правонарушительства
идущие (все же идущие!) судебно-следственная и правовая реформы подвержены, наряду с другими, двум серьезным опасностям. Первую из них, заключающуюся в том, что создаваемая судебно-следственная система и ее правовое обеспечение оказываются неадекватными складывающейся социальной обстановке и состоянию преступности в стране, я уже обозначил. А вот вывод о второй опасности автор впервые высказал лишь в мае 1994 г. на 1-м Международном Славяно-Евразийском конгрессе: если процесс законодательствования в анализируемой нами сфере будет идти так же, как он шел в 1989–1994 гг., то вполне вероятно, что в XXI век российское уголовно-процессуальное право войдет, не имея в себе ничего российского, кроме названия. За названные годы все принципиальные изменения уголовного судопроизводства суть эклектичные заимствования из различных модификаций англосаксонской или континентальных систем права. Славянские же правовые традиции начисто забыты. Система права, существовавшая до Октябрьской революции и отличавшаяся сохранением в региональных судебных процедурах местных (в том числе национальных и религиозных) традиций и обычаев, игнорируется. Опыт десятилетий функционирования советской власти перечеркнут.Эффективным средством выдавливания из российского права славянского и евразийского духа становятся так называемое международное право и учреждения ООН. Его и их процедуры большей частью списаны с американизированных англосаксонских.