Избранные труды

Мне уже приходилось писать, что институт понятых в современном российском процессе – это очевидное проявление презумпции виновности следователя, презумпции, весьма характерной для современной начальнической, прокурорской и судебной практики, ее политических детерминант. Однако сейчас я предлагаю взглянуть на этот институт с иной стороны – со стороны защиты частной жизни гражданина, обережения его личной и семейной тайны.

По моему мнению, этот уголовно-процессуальный институт совершенно не учитывает интересов защиты частной жизни, личной и семейной тайны. Скажу больше: его творцы и комментаторы в большинстве своем просто не задумываются об охране законных интересов (защите личной и семейной тайны) тех лиц, в отношении которых проводятся следственные действия с участием понятых. По велению закона при обысках и осмотрах, подчас следственном эксперименте в частный дом, в супружескую спальню привлекаются совсем посторонние люди или, что еще хуже, соседи.

Действующий уголовно-процессуальный закон не знает института отвода понятых. В соответствии с ним следователь-формалист вправе удовлетворить ходатайство хозяина дома о производстве обыска или осмотра в присутствии взятых им понятых. Да в реальных ситуациях это сделать и трудно, а подчас и невозможно. И, конечно, следователь не может, несмотря ни то что на ходатайства, а на мольбы хозяина дома, провести названные следственные действия в отсутствие понятых.

Согласно ст. 139 УПК, для того чтобы остановить утечку информации об увиденном во время следственного действия, понятые могут быть предупреждены о недопустимости разглашения без разрешения следователя материалов предварительного следствия. Характер редакции этой статьи свидетельствует, что законодатель заботился не о неприкосновенности частной жизни, а об интересах следствия (о чем, к слову, зачастую перестают заботиться разработчики многих сегодняшних законов). Вряд ли можно будет привлечь к ответственности за разглашение данных следствия бывшую понятую, которая станет рассказывать знакомым, что хозяйка дома, в котором проводился обыск, неряха. Практика убедительно показывает, что ст. 139 неэффективна. Но даже если предположить, что понятые будут «держать язык за зубами», само ощущение человека, что о его личной или семейной тайне знают другие, создаст у него ощущение дискомфортности, неуверенности.

Много разного сказано про суд присяжных, и мною в том числе[477]. Я не стану повторять суждений против политиканов от уголовного процесса, которых мало интересует, как предлагаемые ими изменения скажутся на достижении цели уголовного процесса, на обережении условий существования и развития общества и государства. Здесь я предлагаю читателям посмотреть на проблему под углом зрения обережения частной жизни, охраны личной и семейной тайны. Когда вместо троих судей в этой частной жизни начинают копаться пятнадцать, вероятность того, что ее (особенно, если в ней действительно наличествуют тайны) начнут обсуждать в гостиных и на рынке гораздо выше. Количество здесь способно перейти в качество. Характерна такая деталь: профессиональные судьи в большинстве своем перенасыщены информацией определенного рода, они не склонны муссировать ее, а для присяжных она в новинку, и они не прочь поразить своей осведомленностью окружение.

Защита частной жизни включает в себя не только вопрос о том, о ком собирают информацию. Подчас защита частной жизни одного лица требует получения информации о частной жизни другого. Представим себе, что в супружеской постели в перерыве между интимнейшими ласками обсуждается убийство. И как здесь быть? Остановившись перед неприкосновенностью частной жизни, допустить смерть третьего лица?

Ответ на такой вопрос не может быть категоричным. Однако вопрос есть и требует ответа, ответа-компромисса.

Под углом зрения обережения частной жизни от назойливого любопытства, охраны личной и семейной тайны я предлагаю взглянуть и на ОРД. Хотелось бы, чтобы пишущие по этому поводу дилетанты[478] знали: без ее специфических средств и методов раскрыть большинство серьезных преступлений невозможно. В современных условиях девальвации понятия общественного долга, широкого распространения лжи и уклонения от дачи показаний свидетелей и даже потерпевших – особенно. Подчас вторжение в частную жизнь посредством оперативно-розыскных методов является единственным способом спасти другие гарантированные государством ценности.

По сущности оперативно-розыскной деятельности агенты государственной власти должны узнавать о частной жизни отдельных граждан больше, чем они, эти граждане, того бы хотели. Однако не станем спешить характеризовать в связи с этим ОРД единственно как способ нарушения неприкосновенности частной жизни.