Избранные труды по теории искусства в 2 томах. Том. 1

3. правый верхний — крупные моделированные массы

4. правый нижний — крупные простые массы.

Здесь я не хотел говорить тайным языком и поэтому сделал композиционный элемент совершенно отчетливым и ясным в его наивности. Композиция картины построена по контрасту с другими моими работами, и работа наощупь понята мной здесь как конструктивный элемент.

Такая духовная основа была выбрана мной для картины совершенно бессознательно. Я говорил себе: здесь сделаем так! И я уже знал, что наилучшим началом в данном случае было создать верное место для игры «маленьких радостей». Моей целью, несомненно, было — дать себе волю и рассыпать по холсту множество маленьких радостей. Не задумываясь над конечным результатом, я сделал голубое пятно, окружил его бледным желтым, провел зубчатые и изогнутые линии, подбросил туда пригоршню белых взрывов и постарался дать каждому взрыву свой оттенок. Лишь изредка я ощущал груз моей задачи, необходимое для ее решения усилие, внутреннее напряжение. В целом работа шла легко, радостно, и я вносил в картину все новые и новые детали. Каждый из белых взрывов был растворен в другом красочном тоне. Один из них растворялся все больше и в конце концов ушел как вода в песок. Другой наткнулся на препятствие и стал похож на маленькую веселую волну, словно порожденную забавным круглым камнем.

Помимо этих разрешений и торможений, я внес в картину внутреннее кипение, а также перекрывания, излучения и т. п. Но все в целом оставалось в рамках маленьких радостей и не получило болезненных обертонов. Вся картина кажется мне похожей на падающие в воду светлые капли, звучащие каждая по-своему. И если внезапно одна из капель шлепнется с меланхоличным басовым звуком (темный угол справа вверху!), это никого не встревожит. Так иногда сидит задумавшийся и серьезный молодой желтый мопс. У него еще сохраняется отдаленное воспоминание о грозном бульдоге — но тот, однако, сам боится маленького мопса!

Я написал золото и серебро так, чтобы они производили эффект красочного тона, а не блеска. Получилось настолько удачно, что я захотел попробовать этот способ в другой, сумрачной, картине. При правильном применении любое средство подчиняется нужной цели. Таким образом, высвобождается декоративная сущность золота и серебра.

В «Маленьких радостях» мне была очень важна кропотливая работа тонкой кистью. Это по-настоящему сильное средство для преодоления больших плоскостей, которое, однако, следует применять очень осторожно. Я никогда не мог достичь многого с его помощью. Вначале я разбил большие плоскости на части и затем пошел по этому пути еще дальше. Тонкая кисть, которую следует применять экономно (вначале — меньше), оказала мне здесь неоценимую помощь.

[Июнь 1913]

Комментарии

Впервые: Kleine Freuden // Kandinsky: Kleine Freuden... / Beitragen von V E. Barnett und. A. Zweite. München, 1992. S. 18-19.

Рукопись хранится в Фонде Габриэле Мюнтер и Йоханнеса Айхнера.

(«Маленькие радости», 1913. Холст, масло. 109,8 х 119,7. Музей С. Гуггенхейма, Нью-Йорк.)

Перевод с немецкого Б.М. Соколова

[Кёльнская лекция]

Она [душа художника] редко способна к тому, чего от нее требуют школа, теория. Она не послушная машина, которой можно управлять. С самого начала имеет она определенное, таинственное предназначение направлять все свои силы без остатка, т. е. весь свой свет, в одну сторону, в одну-единственную точку. Это в особенности свойство художника, работающего в области композиции, свойство творящей из себя, и только из себя, души художника. Такая душа — не электрический прожектор, который можно в одно мгновение включить или выключить, который повинуется поворачивающей его властной руке и одинаково с заданной извне силой бросает свой свет на любой предмет. Подобное включение и выключение, поворачивание и регулировка таланта является недостижимым идеалом обычной нашей художественной критики. К «несчастью» для нее и к счастью для искусства, творчество и созидательная сила не подчиняются такому произволу. Не человек дает направление этой силе. Наоборот, эта сила дает направление человеку.

Из-за такого внутреннего предназначения художник не может настроить по-иному камертон, изначально звучащий в глубине его души. Его путь, его «период бури и натиска», его «поиски» в искусстве предопределены изначально. Это означает, что содержание его искусства решительно, бесповоротно предопределено. Говоря коротко: «развитие» любого художника есть собственный поиск своей формы.