Это утверждение вряд ли можно признать правильным. Принятие объективного критерия деления покушения на оконченное и неоконченное вовсе не ведет к «оставлению без внимания» указанных видов покушения. Только коль скоро действия по исполнению преступления объективно не окончены – имеет место неоконченное покушение.
Принятие субъективной точки зрения при делении покушения на оконченное и неоконченное основывается у В. Ф. Кириченко на неправильном толковании им оконченного покушения. В. Ф. Кириченко считает покушение оконченным только в том случае, когда преступный результат не наступил вследствие фактической ошибки лица[495]
. В действительности, посягательства, осложненные фактической ошибкой лица, рассматриваются в ином плане, в плане годного или негодного покушения. При оконченном покушении преступный результат не наступает по причинам, аналогичным тем, по которым преступный результат не наступает и при неоконченном покушении (задержание субъекта, сопротивление жертвы и пр.).Неясна аргументация в пользу субъективного критерия, которую приводит проф. Н. Д. Дурманов. Он считает, что «разграничение видов покушения наиболее важно для индивидуализации наказания и для применения норм о добровольном отказе. В этих случаях решающее значение имеет представление лица о том, закончил ли он действия по совершению преступления или же считает, что действия еще не завершены»[496]
.Определяя покушение и отграничивая его от приготовления, проф. Дурманов повсюду в своей работе пользуется объективным критерием – признаком близости покушения к преступному результату и его объективным значением для причинения преступного результата. При разграничении же покушения на виды проф. Дурманов неожиданно обращается к мнению субъекта преступления. Он пишет: «…вопрос о виде покушения рассматривается, исходя из представления виновного»[497]
. Если быть последовательным, то в со ответствии с этой позицией придется распространить субъективный критерий на всю предварительную преступную деятельность и делить ее на приготовление и покушение, также исходя из представления субъекта о том, совершил ли он покушение или только приготовление. А это уже полный субъективизм.Нам представляются неправильными подобные положения, когда советскому суду, устанавливающему
Наш закон (ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик) требует от суда учета степени близости деяния к преступному результату, как и других обстоятельств (опасности лица, подготовленности преступления и характера причин ненаступления преступного результата), на основании
Заслуживает самостоятельного рассмотрения вопрос о практической целесообразности и теоретической ценности деления покушения на оконченное и неоконченное.
На наш взгляд, деление покушения на оконченное и неоконченное не имеет существенного практического и теоретического значения по следующим обстоятельствам. Во-первых, такое деление не вызывается природой действий, которыми осуществляется покушение, поскольку это – единые и неразрывные действия по исполнению преступления. Каждая часть действия, которым осуществляется покушение, в равной степени необходима для причинения преступного результата, находится в одинаковом отношении к составу преступления и к преступному результату, чего, как мы видели, нельзя сказать о приготовлении и что как раз вызывает необходимость деления всей предварительной преступной деятельности на приготовление и покушение. Во-вторых, в большинстве случаев действия по исполнению преступления представляют собой один, весьма быстротечный акт, так что оторвать его начало от конца практически невозможно: либо лицо совершает приготовительные действия, либо – исполнение преступления. В-третьих, указанное деление не имеет существенного значения и потому, что перерыв преступной деятельности в начале или в конце исполнения происходит по не зависящим от лица обстоятельствам, помимо и против его воли. Поэтому степень завершенности преступления, взятая изолированно от других обстоятельств дела, еще не всегда свидетельствует о степени общественной опасности совершенных действий.