Избраное

Неделя прошла, а за нею другая,

Жизнь словно бы гладко и мирно течет.

Ни горя, ни песен, ни ада, ни рая…

Пусть так. Но чего же еще она ждет?

Веселья? Да нет же! Она не про это.

С весельем успеем. Веселье – потом.

Иной холодок тут средь теплого лета:

Андрей… Что-то новое прячется в нем.

Нет, внешне он тот же: приветливый, ровный,

С рассветом он в главке, к закату – домой.

Порою обнимет, погладит любовно

И слово сердечное скажет порой.

А то вдруг пошутит: – А ну-ка, Галина!

Ты знаешь: ведь лжи я терпеть не могу.

Ты в самом ли деле подаришь мне сына?

Смотри, коль девчонку, на полюс сбегу.

И все-таки сердце все чаще сжималось:

Порою украдкой он глянет, вздохнет,

И вдруг точно грусть или легкая жалость,

Как тень, в его темных зрачках промелькнет.

Мелькнет, будто птица помашет крылом,

И снова все ровно, спокойно и складно.

Но женским, но тайным каким-то чутьем

Она понимала: «Нет, что-то неладно!»

Готовилась к школе, над планом сидела.

«Все думы тревожные – глупость, пустяк!»

Но сердце как будто иглой то и дело

Кололо: «Нет, Галка, здесь что-то не так!»

Но что же не так? Может, чувства остыли?

Нет, это неправда! Андрей не такой.

А может быть, недруг преследует? Или

Гнетет его скука бумаги и пыли

И сердцем он рвется к работе живой?

Что ж, может быть, пусть он встряхнется немножко!

Пускай! Ведь живая работа нужна.

Но я тогда как же? А как же Сережка?

Ведь это уж скоро… А я здесь одна…

Но что, если он и не мрачен нисколько

И это лишь глупые нервы шалят?

Что, если все это мне кажется только?

Ах, вздох его грустный! Ах, горестный взгляд!

Он сам засмеялся бы: «Сгинь, ураган!

Куда я поеду? Нашла же заботу!

Итак, педагог, доставай-ка свой план.

Поныла – и хватит! Теперь за работу!»