Понтий Пилат выбросил вверх правую руку, толпа притихла. Иуда вздохнул. Он наизусть знал слова приговора и не стал слушать. Он смотрел на Ананию – этого тщедушного маленького человека, из-за которого римлянам пришлось посылать войска для усмирения жителей Хеврона[59]
. По слухам, там погибло несколько сотен человек. Анания стоял неподвижно, равнодушно глядя перед собой. Иуда хорошо знал этот взгляд фанатика, всегда готового к смерти и не думающего о чужих жизнях. «Господи! Как, какой ложью он увлек за собой всех тех несчастных?.. Впрочем, мне ли не знать, какой…» – горько усмехнулся он и начал медленно спускаться с террасы. Приговор был произнесен, смотреть на казнь он не собирался, больше в Иерусалиме делать нечего, пожалуй, только навестить Симона.Вдруг он уловил какое-то странное движение в массе людей. Толпа волновалась, как море в шторм, но несколько точек в ней двигались целенаправленно и согласованно. «Неужели?! О нет! Только не это!» – с ужасом подумал Иуда. В свое время он был слишком прилежным учеником зелотов, чтобы не разобраться в происходящем.
Сейчас осужденным развяжут руки и дадут перекладину для распятия, чтобы они несли ее на Голгофу. Значит, наступает момент…
Возле стражи, окружившей заключенных разнесся клич: «Бей!». Иуда увидел, как шесть вооруженных мужчин бросились на солдат. Но их натиск не увенчался успехом. Они слишком рано обнаружили себя, блестящая выучка легионеров сработала моментально: строй вокруг осужденных сомкнулся, ощетинившись копьями и мечами. Зелоты остановились. Иуда в досаде стиснул кулаки: «Умельцы! Если уж взялись драться, хотя бы научитесь делать это!». После недолгого колебания мятежники с удвоенным пылом набросились на солдат. Двое тут же упали, пронзенные копьями, но остальные не собирались отступать. «Бей! Бей! – кричали они. – Все верные Закону, на помощь! Не завтра!.. Сегодня!..».
Толпа сбросила оцепенение, заволновалась еще сильнее. Люди начали подбирать камни, в руках заблестели ножи. «Боже Правый! Опять?! – мысленно вскричал Иуда. – Не надо! Господи, почему же ты не остановишь их?!».
Понтий Пилат с презрительной усмешкой наблюдал за происходящим. По его знаку вокруг заключенных возникло второе кольцо стражи, легионеры замкнули оцепление площади. Но запах крови уже витал над толпой. Зелоты снова издали боевой клич, началась всеобщая потасовка.
Со своего места Иуда видел, как наместник огляделся, дал несколько указаний центурионам и, презрительно передернув плечами, неторопливо пошел во дворец. У Иуды вырвалось проклятие. Волей случая оказавшись вне оцепления, он стоял и наблюдал за потасовкой. По поводу финала этой затеи у него не было никаких сомнений, он содрогнулся, вспомнив страшную картину залитой кровью кумранской площади, и едва удержался, чтобы не броситься в толпу – спасать… Но кого? Иуда спрятал лицо в ладонях и заставил себя успокоиться. «Стоять! – приказал он себе. – Чем ты можешь помочь? Кому? – Пошлешь им всем озарение, дашь новый разум? Пока они сами не поймут… О, Господи! Я знаю, Тебе есть за что гневаться на твой народ, но Всемогущий должен быть милосерден. Останови их! Дай им способность понять и силу принять понятое, прежде, чем Израиль совсем опустеет!». Глубоко вздохнув, он опустил руки. На площади царил хаос – заключенных увели обратно, зелотов не было видно, толпы перепуганных зевак метались в кольце оцепления, шарахаясь от взбешенных солдат. Иуда вздохнул, отвернулся и направился к ближайшему выходу.
Вдруг он замер: среди толпы мелькнуло знакомое лицо. Он с ужасом узнал младшего брата. Расталкивая людей, он бросился к Асафу. Юноша потерянно стоял недалеко от помоста, не зная, что делать. Легионер налетел на него, замахнулся мечом. Иуда, подоспев, перехватил руку римлянина.
– Не тронь, – приказал он на латыни. – Он ничего не сделал.
От изумления солдат замер. Иуда отстранил его, схватил брата за руку и потащил прочь из толпы. Асаф, совершенно опешив, покорно последовал за ним. Выбравшись с площади, Иуда, не замедляя шага, повлек брата в безлюдный переулок. Там он остановился, схватил юношу за плечи и довольно грубо прижал к стене.
– Иуда!.. – только и смог выдохнуть Асаф.
– Тебе что, дурак, жить надоело?! Зачем ты туда полез? Ты думаешь, в такие моменты разбираются, кто свой, кто чужой? Тебя – щенка – прикончили бы, даже не заметив!.. Как тебя вообще занесло на площадь? Пришел посмотреть на осужденных? Отличное развлечение, нечего сказать!
Асаф виновато поник и начал всхлипывать, готовый расплакаться. Иуда смягчился.
– Пойми, малыш, тебя могли убить и римляне, и свои, – уже без гнева продолжил он, ласково кладя ему руку на плечо, – или покалечить… Подумай о родителях: что стало бы с ними, случись с тобой несчастье?
Юноша молча утирал слезы. Иуда нежно провел рукой по его растрепавшимся волосам.
– Ладно… Я наверно сделал тебе больно? Прости, не хотел! Испугался за тебя. Никогда больше не лезь в такие истории!
Асаф лишь удивленно смотрел на него. Иуда обнял его за плечи.
– Пойдем. Я провожу тебя до дома.