Кощей широко улыбается. У него на щеках появляются ямочки, делающие его еще моложе, чем он выглядит. По трапезной летит мелодичный звон браслетов, когда Кощей радостно запускает в светлую гриву волос растопыренную пятерню.
– Не только свою ведь, но и водяным щедро подаренную.
Яга мрачнеет, улыбка на ее губах медленно гаснет, точно солнце в надвигающейся ночи.
– Водяной всегда скупостью славился. Коли что-то дает, то не просто так. Никак должок вернул Красну Солнышку.
Кощей внимательно смотрит на Ягу. Внутреннее чутье уже подсказывает: быть беде. Что-то его душенька уже решила, что-то весьма опасное и, пожалуй, болезненное.
– Ну а нам-то что с того? – с нарочитой беззаботностью говорит Кощей, искоса поглядывая на Ягу. – С нас как с гуся вода, верно?
Ведьма молчит так долго, что не выдерживает даже пугливый домовой. Его любопытный нос чуть высовывается из-за угла печки и принюхивается. Беда – она ведь по-особому пахнет.
– Подумала я тут… – Яга садится на лавку напротив Кощея и, положив локти на скатерть-самобранку, наклоняется вперед, но в глаза друга не смотрит. – Устала я быть ополовиненной…
Кощей замирает. На его губах намертво застывает улыбка – глупая, неестественная. В зеленых глазах мелькает понимание. Домовой торопливо ныряет за угол печки и горестно кряхтит уже оттуда.
Ворон, заглянувший в окно, ловит последние слова хозяйки и с испуганным карканьем исчезает в глубине двора.
– Душа моя, – с щемящей нежностью говорит Кощей, обхватывая ладонь Яги своею, – ты же знаешь, я на все готов ради тебя.
Яга кивает, на ее лицо набегает тень. Она осторожно убирает руку и принимается пальцами обводить замысловатые узоры вышивки скатерти.
– Не думала я, что к этому все придет, но…
– Тш-ш-ш…
Кощей, подавшись вперед, прикладывает палец к губам Яги. Смятение внутри него уже улеглось, оставив после себя лишь легкую тоску по несбыточному.
Какое-то время они молчат, боясь обронить лишнее, сделать друг другу только больнее. Запах скорой беды смешивается с горьким ароматом грядущей разлуки и разносится по избушке. Яга низко опускает голову, чтобы Кощей не заметил, как по ее щеке катятся слезинки.
– Не боишься? – спрашивает он, нарушая тишину.
– Боюсь, – легко признается Яга, незаметно утирая щеку рукавом. – Но теперь, коли накличу я горе на Китеж-град, Василиса вмешается. Ведьма она молодая, но сильная. Ей и упрямства, и воли хватит, чтобы меня охолонить. Стержень в ней крепкий, ни в чем она мне не уступает.
– А коли ты совсем потеряешь голову, душа моя? Сгоришь в мести, как головешка в костре?
Яга грустно усмехается. В ее льдистых глазах отражаются картины возможного грядущего. И где-то на самом дне уже поднимается волна, движущаяся на Китеж-град.
– И тогда Василиса меня остановит. Дорого выйдет нам обеим, но…
Кощей молчит, догадываясь о том, что утаила Яга. Та готова поплатиться головой, лишь бы снова стать цельной: ощутить все многообразие чувств, насладиться в полной мере яркими красками скоротечной жизни. Они неизменно тускнеют, стоит отсечь большой кусок себя. А Яга тогда рубанула ой как много…
– Может, того и хотел Красно Солнышко, – задумчиво слетает с губ Яги. – Прилип он ведь к девоньке, как банный лист. Даже силу ей пожаловал, пусть и обманным путем. Глядишь, он ведает побольше моего?
– Ему-то что до Китеж-града?
Яга пожимает плечами, а Кощей берется за покоящийся на широкой груди деревянный оберег. Ох и сложно было удержаться и не рассказать Василисе у колодца правду, но он тогда крепко прикусил язык. Так и не поняла молодая ведьма, с кем все это время жила под одной крышей…
– Я так давно отсекла от себя все желания, – печально говорит Яга, – что и позабыла, каково оно, когда тебе чего-то хочется. Мне тогда казалось, что лучше ничего не чувствовать, чем пылать жаждой мести. Помнишь ведь, как все начиналось?
Кощей кивает. Ему ли не знать этого? Но Яга продолжает, будто больше для себя, чем для него:
– Ох и люто ненавидела я князя Китеж-града! Пусть грешно это – ополчиться против родного отца, но ведь и он отрекся от меня! Матушку мою сгубил пустым обещанием жениться, а затем и вовсе прогнал ее, от него понесшую, из терема.
В глазах Яги проносятся воспоминания – колючие, как снежная вьюга. Кощей терпеливо ждет, когда они схлынут, вернув их хозяйку в настоящее.
– Меня девчонкой в лес снесли, волкам на корм. Да только чудом я набрела на избушку, и матушка Василисы приютила меня. Стала мне родной кровиночкой, дар мой раскрыла…
– Подсказала, как от беды схорониться, – поддакивает Кощей. – Сама оберег тебе в руки сунула.
Его пальцы сжимают деревянную фигурку до побелевших костяшек.
– Верно, – снова тихо соглашается Яга. Она мрачно теребит сережку в мочке уха. – Вытащила она из меня все то, что спать мне не давало, – да только вместе с местью и все желание высосало…