Тусклый свет одинокой свечи брызгал на стены, словно горячее масло на чугунке. Желтые блики переплетались с тягучей, вязкой темнотой, прорезая ее. Из прорех, словно из дырок решета, проглядывалось что-то цельное, пугающее. Чужеродный незнакомый мир, напоенный запахом сырой земли. Каждый тихий шаг по крутой лестнице разносился гулким эхом.
Над головой что-то бухнуло: кто-то закрыл крышку подпола. Язычок свечи дрогнул и потух. Меня обступила темнота. Липкая, густая, она залепила глаза и сдавила горло. Я обхватила шею руками, силясь сделать вдох. Стены, прежде казавшиеся черными, вдруг ожили. По ним побежали алые узоры, складывающиеся в распахнутые в немом крике рты. Промелькнули белые кости. Чей-то костяной указательный палец ткнул мне в бок, и я вскрикнула.
В тот же миг вспыхнул огонек свечи. Тяжело дыша, помутневшим от непролитых слез взглядом я уставилась на Ягу.
– А ну пошли вон! – крикнула она куда-то в темноту. – Девку мою пугать вздумали!
По подполу пронесся разочарованный вздох – такой тихий, что я едва услышала его. А со стен исчезли узоры, и тени, скользящие по моему подолу, отступили.
– Что это? – хрипло спросила я.
– Не что, а кто, – пробурчала Яга. – Всему свое время.
Больше она ничего не сказала. Зашелестел подол ее платья: Яга продолжила спускаться. Стоило ей отойти от меня на пару шагов, как ко мне снова потянулись когтистые тени. Я ойкнула и, перепрыгнув через ступеньку, нагнала свою провожатую.
Сердце рвалось из груди, как бешеный пес с поводка. Ступень, еще одна и еще… В какой-то момент я потеряла счет времени. Лестница казалась бесконечной. Стоило ногам коснуться земли, как я выдохнула с облегчением.
Передо мной раскинулся длинный коридор. На стенах, заливая пространство светом, горели факелы. От их зеленоватого огня мне стало не по себе. Как я буду учиться ворожить, если с таким недоверием гляжу на любое колдовство?
– Сюда. – Яга толкнула тяжелую деревянную дверь, и та с протяжным скрипом отворилась. – Заходи.
Я несмело перешагнула порог. Комнатушка, куда меня привела Яга, оказалась небольшой и, конечно, лишенной окон. Вдоль одной из стен от пола до потолка тянулся длинный ряд полок с книгами. Вдоль другой – такой же длинный, гладко обструганный стол с разложенными на нем сухоцветами. Пучки трав, подвешенные к потолку, чуть раскачивались. Глубокий, душистый аромат трав, как незримые стежки узора опытной мастерицы, скользил по всей комнатке, опьяняя, дурманя голову. В углу темнел обитый железом огромный сундук с торчащим в замке ключом. На его крышке стояла пустая птичья клетка. Пара табуреток, лавочка – вот, пожалуй, и все убранство. Поворачиваясь к Яге, стоящей за спиной, я краем глаза зацепила на стене портрет, прикрытый пучками трав. Лица не рассмотреть, но во лбу незнакомца торчит метательный нож – настоящий, не нарисованный.
– Спрашивай, о чем хотела, – сказала Яга, обходя меня. – Тот, кто проделал такой путь в поисках ответов, достоин награды.
Я тотчас позабыла о портрете, отбросив его, как ненужную кость. Дыхание перехватило от волнения.
– Расскажи про матушку.
Яга хмыкнула, повела плечом.
– Это не вопрос. – Ее голос смягчился, во взгляде, обращенном на меня, промелькнуло понимание. – Ладно, что уж там… Что ты хочешь о ней узнать?
– Все! – не раздумывая, ответила я. – Она ушла так рано, что я почти не помню ее.
– Ой ли?
От лжи, так легко сорвавшейся с языка, стало жарко. Стыд язычками пламени облизнул лицо, заставив потупиться.
Я нежно хранила в памяти все те картины прошлой жизни, когда матушка еще была со мной. Воспоминаний набралось много, некоторые из них были затерты, словно выцвели от бесконечного полоскания в реке памяти. Другие, наоборот, сверкали столь ярко, что я сомневалась, правдивы ли они или выдуманы в долгие одинокие часы, когда сон не шел ко мне.
– Не жалоби меня, девочка, – негромко проговорила Яга, подходя к столу и высматривая что-то. В ее длинных тонких пальцах появилась плошка. – И впредь запомни: дари щедро, проси смело. Не унижайся, не тешь самолюбие того, кто хочет с тобой поиграться.
Краска прилила к щекам, и я накрыла их ладонями. По комнатке разнесся тихий шелест шагов по земляному полу. Подол платья Яги быстро потемнел.
– Иди сюда. – Яга опустилась на лавку и похлопала рядом с собой. – В ногах ведь правды нет.
Я прошла мимо стола с разложенными пучками трав. Наметанным глазом сразу нашла ромашку, иван-чай и душицу. Полынь услышала, а не увидела. Ее стойкий, крепкий аромат отдавал горечью на языке. Или не полынь была тому виной, а чувства, обуявшие меня?