Избушка на костях

На длинной лавке места было предостаточно, но я, отчего-то робея, опустилась не рядом с Ягой, а поодаль. Та подождала немного, а затем водрузила на лавку между нами свечу, как пограничное знамя, отделяющее одно княжество от другого. Свеча покачнулась в плошке, зашипела обиженной кошкой и потухла. Прежде чем я успела испугаться упавшей на нас темноты, раздались тихие щелчки. Миг, и свеча снова вспыхнула мягким, уютным огнем. Лучи света поползли по стенам, разгоняя тени по углам. Яга перестала щелкать пальцами и спрятала изящные ладони в широкие рукава бархатного платья.

Я с запозданием поняла, что не видела в руках Яги огнива, когда мы спускались по лестнице. Сдается мне, ведьме оно и ни к чему.

– Я была юной девицей, невестой на выданье, когда ведьмовская кровь заявила о себе. Да громко так заявила… – Губы моей собеседницы, не тронутые соком ягод, но и без того алые и мягкие, искривились в невеселой усмешке. – Напугалась я тогда знатно. Собрала в котомку пожитки и, как и ты, отправилась к ведьме лесной – хозяйке костяной избы.

– Матушка прежде жила здесь? – вырвалось у меня.

Я как-то по-новому, с затаенным трепетом, въевшимся в кожу укусами мошкары, обвела взглядом комнатку. Стол, сундук, лавка… Были ли они тут еще при матушке или появились позже? Если я коснусь гладко обструганного дерева, смогу ли унять тоску по своей утрате, увидеть матушку через рябь ушедших лет?

На мгновение я прикрыла глаза. От теплого аромата сухих трав шла кругом голова, разум подергивался туманом, и в его дымке я увидела матушку, сидевшую на той же лавке, что и я. Ее тонкие брови чуть нахмурены, пальцы уверенно перебирают травы, раскладывая их по пучкам. Сквозь туман пробивается песня – тихая, мягкая, как матушкины прикосновения. Слов не разобрать, лишь мотив. Тот же, что я слышу по ночам в своих снах.

– Это была ее избушка.

Голос Яги вырвал меня из дурмана, навеянного то ли хмелем чувств, то ли ароматом трав. Я с силой дернула себя за кончик косы, и боль прояснила голову. Видение отступило, будто предрассветный туман, гонимый солнцем.

– Ведьмы живут долго, – продолжила Яга, смотря куда-то в сторону. Пальцами она задумчиво обводила узор, вышитый на подоле золотыми нитями. Рисунок столь замысловатый, что я терялась: то цветы или что-то иное? – Человеческих жизней две-три. Если повезет.

– О какой удаче ты толкуешь?

– О всякой. В жизни ведь, особенно столь долгой, что только ни случается…

Что скрывалось за этими словами, я не разобрала. Помедлила, будто постояла на пороге закрытой комнаты, но двери не толкнула. Чуяла – не время.

– Матушка прожила меньше, – напомнила я и не сдержала горечи. Она отравой пронеслась по жилам, заставляя сжаться от боли и обиды. – Гораздо меньше.

– Матушка твоя отказалась от колдовства, – равнодушно, почти холодно ответила Яга. В глазах ее промелькнул странный, чуждый огонек. – Потому и умерла так глупо: от хвори.

Сомнение вороватой лисой забралось в сердце. Я с недоумением покачала головой.

– Отказалась?

– Да.

Раздражение каленым железом прижгло душу. В памяти закружилась, словно лист в бочке с водой, картинка из последних дней жизни матушки. Ее изможденное белое лицо, впалые щеки, тени под глазами. Она проводила все время на печи, не в силах подняться. Боль вгрызлась в сердце и заставила меня взвиться на дыбы:

– Да ради чего?!

Я видела князей, кланяющихся в ноги Яге. Почести, оказываемые ей, хозяйке избы, сравнимы с драгоценным подношением. Что можно предложить взамен?

– Тебя. Она все отдала за тебя.

Я замерла, будто от пощечины. Потерянно взглянула на Ягу в надежде, что та рассмеется. Пусть скажет, что то была шутка злая, а не бьющая наотмашь правда!

– Чтобы ведьмой стать, надобно мертвой и живой воды испить. Первая убьет в тебе человека, вторая оживит ведьму. Вот только после этого не повозиться тебе со своими дитятками. Мертвая яблонька не плодоносит.

– А… неужто…

Дыхание перехватило. В глазах защипало, будто их песком присыпало. Из горла вырвался то ли всхлип, то ли сиплый крик. Я торопливо прикрыла рот ладонью и склонила голову, пряча покатившиеся слезы.

Яга поняла меня без слов.

– Можно все воротить, но лишь однажды, – спокойно сказала она. – Убить в себе ведьму, возродить человека. Плата за то – колдовской дар.

– Матушка знала?

– Да.

В ушах зазвенело. Истина, клинком вошедшая в сердце, оглушила. Хотелось закрыть глаза, убежать, забыть об этом разговоре. Значит, я и есть причина всех несчастий матушки? Если бы не я, была бы она жива, принимала князей, раздавая советы с резного трона!

– Жизнь ее была долгой, дни бежали неторопливо, – тихо проговорила Яга. – Нередко я замечала, что она по-особому смотрит на детей. Со мной твоя мать тоже была ласкова, будто матушка с дочерью. Учила всему, что знала сама. Приговаривала, что после нее я стану полновластной хозяйкой избушки. Я смеялась, не верила до той поры, пока…

Яга глубоко, прерывисто вздохнула. Зазвенели браслеты на ее руках, когда она принялась переплетать распустившуюся косу.