– Вчерашние травы надобно разобрать, – не оборачиваясь, ответила Яга и остановилась возле половика, прикрывающего вход в подпол. – Что-то повесить сушиться, что-то в кашицу растереть и на мази пустить. Покажу тебе, как это делается.
Об пол бухнула тяжелая крышка подпола с железным кольцом на ней. В развернувшейся темноте угадывалась крутая деревянная лестница, под наклоном уходящая вниз. Я огляделась в поисках свечи или огарка, но Яга покачала головой:
– Пустое, брось. Зачем нам лишняя морока, когда в доме теперь огневица? Ступай первой, я за тобой.
Мне не оставалось ничего другого, как осторожно поставить ногу на первую покатую ступень, выглядывающую, как островок в океане тьмы. Сделав глубокий вдох, чтобы унять занявшееся в груди волнение, я щелкнула пальцами. На них сразу же заплясало зеленоватое пламя – невысокое, но такое яркое, что отбрасывало свет на десяток ступеней впереди. Подхватив подол сарафана, я принялась спускаться.
Земляные стены, присыпанные костяной пылью, запах сырой земли, скрип старых половиц – все это больше не казалось чуждым. Даже тени, то и дело теребящие меня за юбку, вызывали теперь лишь снисходительное раздражение – такое накрывает, когда допечет малышня, жаждущая родительского внимания. Колдовской быт так плотно вошел в мою жизнь, что будто стал неотделимой частью плоти и крови. И как матушка смогла отказаться от ворожбы? Как вытянула ее из своих жил?
В этот раз лестница закончилась неожиданно быстро. В узком небольшом коридорчике, где темнела лишь одна дверь, с легким шипением горели факелы. Я встряхнула ладонью, гася пламя на пальцах, будто зажженную спичку, и толкнула дверь. Меня сразу же обступил яркий, горьковато-свежий запах сухих трав с небольшим вкраплением цветочной сладости. Я медленно втянула носом напоенный ароматом разнотравья воздух, отзывающийся на душе странным теплом и едва заметным предвкушением.
– Бери ступку, – проговорила Яга, обходя меня и первой переступая порог. – Вон там, на углу стола стоит.
Я приметила небольшую чашу и деревянный пестик в ней и потянулась за ними. Они прятались за пучком трав, свисающим с потолка, и я отодвинула его в сторону. Глаз тут же зацепился за портрет на стене. Я мельком покосилась на него, мысленно оценив, как глубоко вошел метательный нож в нарисованный лоб статного мужчины, и отвернулась… Чтобы через мгновение снова взглянуть на истыканный клинками портрет уже внимательнее.
– Это что, – сощурившись, спросила я, – князь Китеж-града?
Всемил на картине был намного моложе того старца, что я узрела в блюдечке, но спутать его с кем-то другим было сложно. Нос крючком и орлиный взгляд выделяли князя не меньше, чем рассекающий скулу глубокий рваный шрам. Даже морщинам, избороздившим со временем его лицо, не удалось скрыть эту отметину.
– Он самый, – буркнула Яга и, подойдя ближе, вытащила из портрета нож. Острие засело так глубоко, что ей пришлось поднапрячься. На пол полетела шелуха из красок. – Любопытная ты, девонька. Всюду свой нос сунешь…
Я лишь отмахнулась, даже не дослушав.
– За что ты его так?
Любопытство напомнило о себе, как голодная кошка, – ласково, но громко. Невыносимо захотелось взглянуть хоть одним глазком на те тайны, которые тяжелым покрывалом укутали Ягу с головы до ног.
– За дело, – отрезала Яга и перевернула портрет лицом к стене так резко, что едва не оборвала замусоленную веревку на ржавом гвозде. – Давай-ка не языком чесать, а мазь составлять. Все полезнее будет…
Она первой взяла ступку и сложила туда вырванные из пучков на веревках листики и засушенные цветы. Поднесла к носу и, покрутив головой, добавила несколько зеленых голых стебельков.
Я потянулась было помочь, но легонько получила по ладони, как дитя, сунувшееся к горячей печи.
– Смотри пока и запоминай. Повторять еще рано…
Я досадливо цокнула языком и упрямо скрестила руки на груди. Просто стоять и смотреть?
– Скучно, – мрачно вырвалось у меня. – Да и как тут чему научиться?
Яга усмехнулась. Ее плечи чуть поднялись, когда она с нажимом принялась растирать сухие травы в ступке. Пестик в ее руке двигался медленно и весомо. Так же разрезали тишину и слова.
– Один из главных ведьмовских уроков – это терпение. С такой силой, как у нас, сгоряча всякое можно навертеть… Сделаешь, остынешь, пожалеешь, а уже ничего не воротить. Поэтому первое, чему научить тебя надобно, – умению стоять и смотреть. Не бросаться что-то делать, а думать, выжидать, наблюдать.
Я вздохнула, неохотно принимая такой ответ. Прежде чем я с ним смирилась, мне под нос сунули чашку с растертыми в зеленовато-желтый порошок травами.
– Ну-ка, чего не хватает, скажи?
– Мазь-то от чего?
– От спины больной, натруженной. Да ты не на меня смотри!