Избушка на краю омута

Вынув из кармана скомканную косынку, она тщательно сложила в нее все, что удалось собрать, завязала в узел и, обмотав концы вокруг шеи, с увесистым грузом на груди принялась слезать с березы. Это оказалось гораздо труднее, чем залезть наверх. Ветки угрожающе трещали, и одна таки обломилась. Ноги Раисы повисли в воздухе, но она удержалась на руках. Перебирая ими, добралась до ствола и, обняв его, по-медвежьи сползла вниз, добавив прорех на изодранном сарафане. Коснувшись ногами земли, радостно выдохнула. Оставалось всего ничего: найти дорогу домой. И хотя она понятия не имела, как это сделать, отчего-то была уверена, что теперь с ней все будет хорошо. Ведь если на нее свалилась такая удача в виде золотого подарка, то уж дорога в родное село непременно отыщется. Ей казалось, что в ее жизни началась белая полоса, и теперь ее ждет светлое и бесконечное будущее.

Зажмурилась и крутанулась вокруг себя, решив испытать удачу и пойти в ту сторону, куда лицом окажется. Открыла и заорала благим матом, увидев прямо перед собой страшилище, казалось, возникшее прямо из воздуха. Косматый урод, лицо кривое и все в бороздах, как старая древесная кора. Похоже, сам леший явился к ней. Прогневался, что золото забрала. Вернуть хочет свое богатство. Раиса руки к груди прижала, накрыв узел с сокровищами, и попятилась, вопя, да коряга под ногой очутилась, и она опрокинулась навзничь, растопырив голые ноги, едва прикрытые лохмотьями подола. Леший на нее двинулся, что-то бормоча, но слов Раиса не разобрала, оглушенная собственными воплями.

— А-а, не трожь! Прочь уйди! — горланила она, пытаясь пнуть приблизившуюся фигуру, и вдруг замолчала сконфуженно. В лешем Раиса неожиданно узнала старика из Камышовки. Его корявое лицо маячило перед ней. Он миролюбиво протягивал ей руку, предлагая помощь. Женщина неуверенно взялась за костлявую ладонь, и старик легко поднял с земли ее грузное тело.

— Что ж я, страшный такой? — спросил он, глядя на нее и насмешливо скалясь.

— Я думала, леший за мной пришел, — пробормотала Раиса в ответ и вдруг поняла, что наконец-то ее блуждания по лесу закончились и она спасена. Наверняка старик выведет ее к селу.

— Вижу, стряслось что-то с тобой. Ишь, как измоталась! — заметил старик, разглядывая ее грязный изодранный сарафан и исцарапанную в кровь кожу.

— Заблудилась я, дедуля, — объяснила Раиса. — Со вчерашнего утра хожу. Всю ночь на дереве просидела, глаз не сомкнула. Сутки не ела.

— Твоя? — спросил дед, протягивая что-то. Опустив взгляд, Раиса увидела в его руке свою потерянную корзинку и радостно вскрикнула. Схватила ее, заглянула внутрь. Вафельное полотенце, аккуратно уложенное ею, прикрывало содержимое. Откинула его и подавилась слюной от ударившего в нос запаха колбасы и хлеба. Все бутерброды были на месте. Рядом лежал литровый стальной термос с чаем. Забыв о старике, Раиса поспешно вытряхнула еду из пакета и принялась жадно есть, набивая полный рот и проглатывая огромные куски. За пару минут умяла все, что было, и выпила залпом холодный чай. Только тогда опомнилась. Старик терпеливо ждал, глядя на нее изучающе.

— Ой, простите! Оголодала я.

Тот понимающе кивнул и посмотрел на узел, висящий у нее на груди. Раиса машинально прикрыла его руками, испугавшись, что дед догадывается, что в нем спрятано. Вдруг спросит, что там? Что соврать? Но он спросил о другом:

— Куда ж ты путь держишь? Ищешь кого-то?

— Да нет. Я травки собирала лечебные: конец весны ведь, самое время для этого. Домой мне надо. В село. Может, дорогу покажете?

— Не тяжелы ли травки? — Старик ухмыльнулся, глянув на тугой узел Раисы, но едва она приготовилась врать, как он будто потерял к нему интерес и сказал: — Вон она, твоя дорога. Близко совсем. Иди за мной.

Повернулся и пошел размашистым шагом. Раиса вприпрыжку помчалась вслед, удивляясь невиданной для его преклонного возраста прыти. Вскоре они вышли к знакомому дощатому настилу. Приметив в траве серые доски, Раиса радостно вскрикнула: «Спасибо, дедушка!» и помчалась дальше, не оглядываясь. Поэтому не видела, что тот пристально смотрит ей в спину.

Старик провожал взглядом мелькающую в соснах женскую фигуру до тех пор, пока она не исчезла из виду, и только потом повернулся и пошел обратно. Он не жалел, что дал ей уйти. Пусть. Все равно от нее никакого толку, как от гриба-чернушки, черного груздя: вроде бы, съедобный, но с горечью. Голод утолить можно, а никакого удовольствия. Все из-за дурной крови. Они с Алевтиной родные сестры, а та вообще ядовитая, как бледная поганка. Съешь и отравишься. Помрешь в мучениях. Эта не такая, попроще, но все равно, одна порода. Старик брезгливо сплюнул, будто почувствовал горечь во рту. Пусть идет себе. И золотишко, что взяла, пусть унесет. Не так уж много, не убудет от него. Зато сработает, как приманка. Скоро в его Камышовке много гостей появится, куда аппетитнее горьковатой Раисы.