Избушка на краю омута

Колян вскочил, опрокинув ведро, взял кочергу, шагнул и с размаху ткнул ею под стол, где лежал старик. Тот охнул. Острый угол пришелся как раз под ребра. Неприятно, но ничего не поделаешь. Придется потерпеть. Да ему не привыкать. Первый раз, что ли? Пусть гости позабавятся. А потом его черед придет. Долго он этого ждал. Всю бесконечную тоскливую зиму. Скоро уже, скоро.

Нескучная ночка

«Стоит на отшибе избушка,
Там в самом разгаре пирушка.
Льют без раздумий пьянчужки
Пойло хозяйское в кружки.
Плещется чертово зелье,
Нынче у бесов веселье:
Чудят над гостями, лукавят,
В живых никого не оставят».

Павел и Колян старались изо всех сил. Пинали, мутузили, трясли, колошматили стариковское тело, похожее на полупустой мешок с навозом, гоняя его, скрюченное, по полу. С каждым глотком самогона задор прибывал. Им было так весело, что они даже про клад позабыли. Лишь когда, упившись совсем, свалились рядом, Колян пробубнил, еле ворочая языком:

— Кажись, сдох дед.

— Ты ду-ума-аешь? — протянул в ответ Павел, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд. Желтый фонарь под потолком расплывался и походил на солнце, сияющее в ночи. Больше увидеть ничего не удавалось. — Да и х-хрен с ним!

Он в изнеможении закрыл глаза, чувствуя, как пол, на котором он лежит, раскачивается, точно плот в море, и вот-вот перевернется. Вдруг пронзительный женский визг заставил его вновь поднять свинцовые веки. Над ним в круге света маячило лицо Даши. Она что-то кричала ему, и где-то вдалеке ей вторил голос Люды. Что им надо? Чего привязались? Он больше не может ни говорить, ни шевелиться. Павел пытался послать их к черту, но вместо этого из его рта вырвалось лишь мычание.

— Убили! Убили! — Наконец, до него дошло, о чем они орут. А затем он услышал сквозь пелену голос Коляна: «Идите на хрен» и провалился в забытье.

Даша поняла, что мужики в глубокой отключке и от них ничего не добьешься. Но что же произошло? Неужели это они убили старика? За что?! Она с ужасом рассматривала тело на полу. Лицо старика опухло так, что он стал похож на китайца. Под узкими черточками глаз налились багровые кровоподтеки. Струйка крови, успевшая подсохнуть и потемнеть, тянулась от свернутого набок носа к подбородку, укрытому редкой бороденкой, превратившейся в мокрый, пропитанный кровью комок.

Продолжавшая орать Люда мешала думать, и она резко дернула ее за руку:

— А ну, хватит! Твои вопли нам не помогут!

Та замолчала и начала всхлипывать. Ее трясло. Даша подняла стоявшую на полу начатую бутыль с самогоном, удивившись, как та уцелела и даже не опрокинулась, и сунула горлышко под нос подруге:

— Выпей.

— Фу, вонь какая! Что это?

— Спиртное, судя по запаху. — Даша отхлебнула сама, зажала рот рукой, чтоб не выплюнуть все обратно, и снова протянула бутыль Людке. Та взяла и тоже сделала глоток.

— Ого! — выдохнула тут же с перекошенным лицом. — Там что, сто градусов?

— Зато сейчас полегчает.

Даша шагнула к столу и бессильно опустилась на стоявший рядом табурет. Второго не было, и Людка села на перевернутое ведро, придвинув его поближе к Даше. Они молча выпили около половины бутылки, глотая по очереди, прежде чем смогли разговаривать.

— Что делать теперь? — начала первой Людка, немного успокоившись и осмелев от самогона. — В тюрьму вместе с ними пойдем? — Она мотнула головой в сторону храпящих на полу мужиков.

— Никто не пойдет в тюрьму, — произнесла Даша медленно. — Никто ничего не видел и не слышал. Вокруг нет никого — ни соседей, ни прохожих. Никто об этом не узнает.

— Да? Думаешь, никто? — спросила та с надеждой.

— Если сами не проболтаемся, все будет нормально. — Даша решительно кивнула. — Старика искать не скоро начнут. Может, вообще не начнут.

— Что же мы, просто уйдем? А его куда? — Люда с опаской взглянула на труп старика.

— Спрятать надо. Вот мужики очухаются, за избушкой его закопают.

— Слушай, может, лучше все так оставить? Подумай сама: кто-то когда-то все равно к нему наведается. Найдет труп, подумает, что сам помер. Упал от сердечного приступа, например, и убился. К тому времени он сгниет уже.

— А вдруг слишком скоро найдут, а он весь избитый? Нет уж, так нельзя оставлять, — возразила Даша, отхлебывая самогон. В бутылке оставалось не больше четверти.

— Зато, если найдут его, закопанного в землю, тогда вопросы возникнут: — а кто его хоронил, если он один живет, и вокруг ни души? И почему нет ни гроба, ни креста? Поймут, что тело прятали, тревожно прошептала Люда и глотнула еще горячительного.

— Да кто его в земле-то найдет? — фыркнула Даша.

— Мало ли…

— Не найдет. Поглубже закопают.

— Может, лучше его в озеро бросить, а? — оживилась вдруг Люда, осененная, как ей казалось, блестящей идеей. — Тут от входной двери три шага сделать. Бульк — и нет его! И копать не нужно. Уж там его точно не найдут. Сомы сожрут, и никаких следов не останется.