Издержки хорошего воспитания

Чарльз(смягчившись): Тогда не сердись на меня, папочка. Понять — значит простить.

Мистер Ики: Нет… нет… Мы никогда не прощаем тех, кого можем понять… Мы прощаем только тех, кто ранит нас без всякой причины…

Чарльз(с досадой): Меня чертовски воротит от твоих воззрений на человеческую природу. И мне ненавистны часы, которые я здесь провел.

Еще несколько дюжин детей мистера Ики выбегают из дому, поскальзываются на траве, спотыкаются о цветочные горшки и натыкаются на петушков. Слышно, как они бормочут: «Мы уходим» и «Мы тебя покидаем».

Мистер Ики(сломленный горем): Они все меня бросают. Я был слишком добр. Берег розгу и испортил песню. О, мне бы железы Бисмарка!

Доносится кваканье клаксона, — вероятно, шофер Дивайна ждет не дождется своего хозяина.

(Вне себя от горя.) Они не любят почву! Они изменяют традициям Великого Картофеля! (Он порывисто загребает горсть земли и втирает ее в лысую макушку. Волосы буйно идут в рост.) О Вордсворт, Вордсворт, как справедливы твои слова!

Теперь в недвижном забытьи
Не знать ей счета дней:
Деревья, камни и ручьи
В авто покатят с ней.[73]

Все со стонами и выкриками «Жизнь!» и «Джаз!» медленно продвигаются в сторону кулис.

Чарльз: Назад к земле, как же! Я вот уже десять лет пытаюсь повернуться к ней задом!

Другой ребенок: Быть может, фермеры и есть становой хребет нации, но кому охота становиться хребтом?

Другой ребенок: Какое мне дело, кто в нашей стране пропалывает грядки с салатом, если мне подают его на стол!

Все: Жизнь! Исследования психики! Джаз!

Мистер Ики(борясь с собой): Я должен оставаться чудаковатым. И только. Важна не жизнь, а та чудаковатость, какую ты в нее вносишь…

Все: Мы собираемся скатываться вниз с Ривьеры. У нас билеты в цирк на Пиккадилли! Жизнь! Джаз!

Мистер Ики: Обождите. Дайте мне прочесть вам отрывок из Библии. Открою наугад. Всегда находится что-то связанное с ситуацией. (Он извлекает Библию из цветочною горшка и начинает читать с первой попавшейся строки.) «Анаф, Ештемо и Аним, Гошен, Холон и Гило: одиннадцать городов с их селами. Арав, Дума и Ешан…»[74]

Чарльз(безжалостно): Купи еще десять колец и попробуй снова.

Мистер Ики(пробует снова): «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими, волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской…» Хм! Не очень-то пристойный пассаж…

Дети мистера Ики жестоко его осмеивают, выкрикивая: «Джаз!» и «Жизнь насквозь символична!»

(Безутешно.) Сегодня не вышло. (С надеждой.) Может, отсырела? (Ощупывает книгу.) Да, отсырела… В горшке была вода… Ничего не выйдет.

Все: Отсырела! Не выйдет! Джаз!

Один из детей: Пошли, надо успеть на шесть тридцать.

Сюда можно вставить любую другую реплику.

Мистер Ики: Прощайте…

Все уходят. Мистер Ики остается один. Он вздыхает, направляется к крыльцу коттеджа, укладывается на ступени и закрывает глаза.

Опускаются сумерки — и сцену заливает такой свет, какого не бывало никогда ни на суше, ни на море. Тишина. Слышится только, как в отдалении жена пастуха наигрывает на губной гармонике арию из Десятой симфонии Бетховена. Огромные белые и серые мотыльки, снизившись, полностью покрывают старика. Однако он не шевелится.