Изгиб грани

Я выдохнул воздух и обвёл взглядом своих спутников. Широко распахнув глаза, они неотрывно смотрели на смельчака. А он медленно распрямился, гибко выгнул спину, вытянув вперёд руки, повернулся и подошёл к нам. Ребята окружили его и заворожено смотрели, ничего не понимая. Лихур смущённо улыбнулся:

– Кажется, мне удалось их убедить оставить нас в покое. Вы же помните, тогда с леопардом… теперь он часть меня. Но вы же не прогоните меня за это?

– Да, ты что! Лихур, дружище!

– Ты теперь вон какой крутой.

– Ага, тебя прогонишь, ты сам кого угодно прогонишь.

– Ладно тебе.

Лихур заморгал глазами, шмыгнул носом и отвернулся.

После ужина все долго обсуждали происшествие, и даже, когда Син уложил всех спать, продолжали шептаться в темноте, пока не заснули под равномерный цвирк цикад и загадочные звуки ночной саванны.

Следующий день мы провели в пути, порой с трудом продираясь сквозь густые заросли трав, над которыми висело рябящее в глазах марево. И, когда вечером запылённые, потные и усталые мы вышли на открытое возвышенное место, идущий первым Лихур вдруг поднял руку и призвал к тишине. Я замер, и через минуту на пределе слышимости уловил далёкий шум. Стало ясно, что до Большой реки рукой подать. Ребята оживились, но день уже клонился к вечеру, и, решив отложить выход к реке на завтра, мы начали устраиваться на ночёвку.

Слоновья трава идеально подходила для подстилки, и пока Син и Рахур занимались устройством лагеря, мы с Сагни взялись за её заготовку. Он тесаком валил высокие стебли, а я таскал охапки к месту ночёвки и укладывал слоями. Взвалив на плечо очередной сноп, я уже подходил к костру, когда услышал тревожный вскрик. Выхватив тесак, я бросился к Сагни, и, подбежав, увидел поразительную и трогательную картину.

У кромки зарослей сидели, облизываясь, два знакомых льва, а перед ними лежала туша молодой антилопы гну. За моей спиной шумно дышали прибежавшие следом все мои спутники, вооружившиеся, кто чем успел. Я не знал, что и думать, и тут на моё плечо легла чья-то большая рука. Я обернулся, и, увидев Лихура, посторонился.

Оттеснив нас, он величественно вышел вперёд, в упор пронзительно посмотрел на львов, кивнул головой и издал негромкий рокочущий звук. Оба льва, словно котята, припали на передние лапы, завертелись и большими прыжками скрылись в траве. Мы замерли, ошеломлённые происшествием, а Лихур обернулся и засмеялся, брызнув золотистыми лучиками своего кошачьего взгляда. Он откровенно веселился, глядя, как Син скребёт пятернёй затылок, Сагни удивлённо гримасничает, Рахур терзает рыжую щётку усов, а Акти хмыкает в отросшую бороду. Я так понял, что два местных царя зверей, пришли поклониться вожаку, безоговорочно признавая его первенство, а заодно попросить прощения за прошлое недоразумение. Естественно, извинение принято, и инцидент исчерпан. Кому сказать, не поверят!

Даже при нашем зверском аппетите осилить такую груду мяса мы не сумели, и Рахур принялся заготавливать еду впрок. Но и тогда часть туши осталась на прокорм местным гиенам, стая которых крутилась неподалёку.

Всё закончилось хорошо, но по непонятной причине моё настроение начало почему-то портиться. Я отошёл, поднялся на холм и стал рассматривать багровые закатные облака, клубящиеся, будто зарево от горящей за горизонтом земли. Почему-то мир стал каким-то тусклым и тревожным. Природа будто о чём-то предупреждала, а я мучительно пытался понять, что бы это значило. И не мог. Скрытый смысл оставался за пределами моего разумения, и мне оставалось только гадать.

Почувствовав спиной взгляд, я оглянулся и увидел стоящего рядом Сина, фигуру которого густо облил багрянец заката.

– Какое страшное небо. Будто кровью залито, – тихо проговорил он, и, не дожидаясь ответа, повернулся и ушёл в лагерь.

Жаркая и влажная ночь, наполненная тяжкой духотой, превратила сон в наполненное кошмарами забытьё. Я поднялся среди ночи мокрым от пота, облил голову водой из фляги и сменил Акти до рассвета. Обходя спящий лагерь, я буквально физически чувствовал неподвижный тяжёлый переполненный влагой воздух и подумал, что, наверно, будет дождь. Подбросив в костёр пару веток, я уселся у огня и стал дожидаться утра.

Рассветное солнце с трудом пробивалось сквозь густую дымку испарений. Изнуряющая духота и неясная тревога по-прежнему не давали покоя. Я встал, размял мышцы и сделал несколько растяжек. Стало легче. Ополоснувшись в реке, я присел к костру и задумался. Чья-то рука легла на моё плечо. Я обернулся, на меня внимательно и озабоченно смотрел Син:

– Что случилось?

– Не знаю. Что-то мне не по себе. Устал, наверное.

Лагерь проснулся и наполнился суетой. Наскоро перекусив, мы, не мешкая, собрались и направились на встречу с великой рекой Конго, Рекой Собравшей Все Воды.

Солнце, наконец, вырвалось из дымчатого марева, и, поднимаясь всё выше и выше, начало яростно уничтожать туман, а заодно – отчаянно припекать наши плечи и макушки. День обещал быть жарким, но, шагая по ровной, как стол, саванне, мы знали, что вот-вот откроется большая вода и дышать станет легче.