Изгин

Владимир САНГИ ИЗГИН

Что-то родное находил Изгин в тупоносых, битых временем и невзгодами лодках. Они, опрокинутые, сиротливо лежат на берегу залива, как раз напротив его дома; едва откроешь скрипучую дверь, лодки тут же лезут в глаза; с выцветшими, потрёпанными бортами они напоминают выброшенных на берег камбал, раскрывших в неслышном хрипе рты: «Воды».

Когда-то дом Изгина стоял в центре посёлка. А посёлок тянулся двумя рядами вдоль прибрежных дюн. Изгин радовался: его дом расположен удобно — вправо и влево до крайних домов расстояние одинаковое. Это большое преимущество в зимние буранные вечера. Недельные бураны — самое скучное в жизни нивхов-непосед: ни на рыбалку выйти, ни на охоту. Чем же заняться мужчине? Вот и ходит Изгин в гости к соседям. Под нудное завывание бурана неторопливо пьёт чай, расспрашивает о последних новостях, осторожно выведывает у соседа его отношение к какому-нибудь событию. Вокруг много происходит событий. И не всегда знаешь, как отнестись к ним. Тут нужно не спеша и обстоятельно обдумать их, узнать мнение людей. Когда же это делать, как не в буранные вечера! Сегодня был у соседа справа, завтра — у соседа слева. А если буран затянется, посетит второй дом справа. Всё рядом, удобно. Попробуй-ка в буран пройти по посёлку. Прибьёт к какому-нибудь сугробу, утонешь в нём. А то и заблудишься вовсе. Вот и ходят жители крайних домов друг к другу ежедневно, потому что сидеть дома несколько дней подряд без дела — невыносимая тоска. Конечно, лучше бы не надоедать соседу частыми посещениями, но в буран и расстояние через дом — почти непреодолимое. И не останется ничего, как каждый день добираться до соседнего крыльца, взбираться по скользким заснеженным ступенькам, громко ругать погоду, звучно кашлять, сообщая о своём приходе, и гулко и усердно топать ногами, стряхивая с торбазов налипший комками снег. Нивх терпелив. Примет гостя по обычаю: подаст трубку и расшитый узором кисет, затопит печь. Угостит. Займёт разговором. Если же беседа затянется допоздна, постелит оленью шкуру — зачем выходить в буран? Авось к утру уймётся. А Изгину удобно — его дом посредине посёлка.

А когда возвратишься с весенней охоты во льдах с удачей — с огромным сивучом, сало которого толщиной в пять пальцев! Какие бы муки он претерпел, перетаскивая сало и мясо к себе, если бы его дом стоял вдали от берега. А он — его старый, добрый дом — стоит прямо над прибрежным обрывом. Удобно стоит.

Правда, в последние годы Изгину не приходится таскать столь огромную добычу… Но выйти тёплым днём на нагретую солнцем дюну, посидеть на ней, зарыв в крупный горячий песок голые, узловатые от ревматизма ноги… Удобно стоит дом.

Изгин опытный охотник и рыбак. Некоторые поселковые насмешники говорят, что он отжил своё и теперь годен разве только в сторожа. Но Изгин не слушает их — он был охотником, сейчас охотник и умрёт охотником.

Сколько исходил Изгин за свою долгую жизнь! На восточном побережье Сахалина нет урочища, где бы в погоне за удачей не побывал Изгин. Нет здесь ни одного залива, ни одной речки, где бы и не рыбачил Изгин. Пусть кто-нибудь из этих «остряков» попытается посоревноваться с ним в знании залива, его мысков, бухточек, рек. Они и названия-то не все знают. Ведь не случайно в прошлое лето профессор из Москвы, такой же старый, как Изгин, когда записывал названия всех, даже малюсеньких, уже забытых многими речушек, бугров, мысов, бывших стойбищ, взял себе в помощники именно его. Хитрый старик: сам хорошо знает нивхский язык, а всё равно просил разобрать, из каких слов состоит то или иное название.

Профессор приезжал вместе с нивхским поэтом. Поэт — частый гость Чайво. А профессор здесь впервые. Говорил, приехал изучать нивхские названия, обычаи, пишет книгу, что ли?

Пока Изгин беседовал с профессором, поэт занялся другими сказителями — благо их в посёлке несколько.

Как-то в тихий, на редкость солнечный день старики — Изгин и профессор — сидели на пологой ветхой дюне. Изгин всунул босые ноги в нагретый песок и не торопясь вспоминал подзабытые названия. Уставший профессор не спеша записывал их.

Изгин смотрел на чистую страницу толстой тетради. Карандаш профессора коснулся её, оставил маленький след. Вот карандаш медленно зашагал поперёк листа, и за ним осталась цепочка следов. Но вот он помчался бойко, и цепочка за цепочкой, как волны на заливе, легли его следы.

В стороне послышался раговор. Кто-то говорил глухим голосом. Из-за бугра появился Латун, бригадир молодых рыбаков. На нём чёрный пиджак, такого же цвета брюки. Ишь, вырядился. Видно, сегодня рыбаки отдыхают. С ним — молодой человек, сын сказительницы Тайгук. Молодой человек сочиняет складные тылгуры — легенды. Это даже не тылгуры. Стихи называются. А он — поэт.

На другой же день после приезда поэт навестил всех стариков. Изгина тоже. Старик благодарил молодого человека: далёкий гость принёс ему своё почтение. Вот и сейчас он подошёл посмотреть, как идут дела у стариков.