Изгнание

– Маланья, оставь мамa в покое! Ты разве не видишь, что ей нездоровится? – возмутился Саша. Он постоянно поучал младших сестер, поскольку кроме него, похоже, никому в семье до их манер не было дела. Саша почитал и уважал родителей, как и полагалось, но они были для него небожителями, которые не часто снисходили до приземленных вопросов воспитания детей. Взрослые были заняты своими жизнями, для всего остального существовали няньки, учителя, воспитатели.

Марианна состроила брату противную рожицу.

Отец сурово кашлянул, использовав свой коронный воспитательный прием, и дети, ненадолго притихнув, расселись по своим местам. Ольга тоже собиралась сесть. Запах кофе напомнил ей, что у нее всегда был неплохой аппетит. Но тут раскинувшийся в кресле с газетой Эрик закурил сигару, и тошнота с новой силой попыталась вывернуть внутренности Ольги наизнанку. Она поспешила прочь из столовой.

После завтрака Пистолькорс зашел к жене. Он благоухал дорогим, горьковатым парфюмом, который спровоцировал новый приступ дурноты у Ольги. Она едва успела добежать до ванной. Пока ее желудок стремился выскочить изо рта, супруг холодно наблюдал за ее мучениями.

– Позволь узнать, что ты собираешься с этим делать? – довольно равнодушно поинтересовался Пистолькорс.

Эрик давно знал о романе жены с Великим Князем. Они уже пережили бурю связанных с открывшимся адюльтером эмоций. Буря эта не была грозной или продолжительной, поскольку чувства, которые должны были питать ее, умерли задолго до вскрывшейся неверности. Он видел, как Ольга страдала во время разрыва с Павлом, и даже жалел ее. Отчасти. Но теперь все грозило зайти слишком далеко. И, если уж совсем откровенно, Пистолькорс не горел желанием воспитывать чужого ребенка, даже если в нем будет течь императорская кровь.

– Оставь меня! – пробормотала Лёля, которая с трудом добралась до окна и распахнула его настежь, чтобы студеный апрельский воздух выветрил из комнаты запах опостылевшего мужа.

III

Москва встретила Павла с детьми хмуро, дождем и настоящим зимним холодом. Белокаменная будто злилась на то, что Пиц упорно сопротивляется переезду. Чем же она, яркая купчиха-красавица, так не мила ему? Чем не угодила? Уж поди не хуже чахоточной северной соперницы с каменным сердцем!

Измученный хлопотами и затяжным, субфебрильным конфликтом с министерством двора Сергей с приездом брата и племянников ожил. У него открылось второе дыхание. Пиц не без умиления наблюдал, с каким насаждением суровый генерал-губернатор ловил каждый вздох восхищения шестилетней Мари, которую впервые взяли в Большой театр на репетицию японского балета. Этот строгий человек, при виде которого трепетали нерадивые чиновники, будто сам вернулся в детство и явственно вспомнил, как когда-то вдохновение музыки и изысканная красота движений закружили его и унесли в волшебный, сказочный мир искусства. Вечером он не мог навозиться с Дмитрием, которому шел уже пятый год. Брат все вспоминал, какой племянник был крошечный, когда родился, и как он купал его в бульоне, следуя наставлениям врачей. Павел никогда этого не забывал. Кто знает, выжил ли бы его сын, если бы не такая трогательная забота Сергея.

Пиц надеялся, что, хотя бы ради детей, брат рано или поздно простит его выбор и примет роман с Ольгой. И все же он старался оттянуть момент признания, все откладывал откровенный разговор. Сам себе свое малодушие он оправдывал тем, что было бы некрасиво портить Сергею настроение накануне дня его рождения, а позже не хотел отвлекать его во время коронации.

Тем вечером братьям удалось наговориться вдоволь на другие темы. Елизавета Федоровна деликатно оставила их одних, уйдя пораньше спать, сославшись на усталость. У мужа не было от Эллы секретов, но ей хотелось, чтобы братья пообщались, не оглядываясь на присутствие женщины в их компании. Пиц в красках рассказывал Сергею о кознях кузена Сандро из великокняжеского клана Михайловичей, славящегося своими интригами и сплетнями, против их брата Алексея Александровича, главного начальника флота и Морского ведомства. Основная претензия Сандро заключалась в том, что флот управлялся по давно устаревшим традициям. Он требовал полной его реорганизации. Более того, он сочинил краткую записку о флоте, распечатал ее и раздал морским начальникам, что было воспринято Алексеем Александровичем как открытый демарш. В приватных разговорах с Павлом Сергей и сам не раз критиковал старшего брата за лень и потерянный к морскому делу, в котором он когда-то неплохо разбирался, интерес, однако Великий Князь не сомневался, что в случае с Сандро тем движет не искренняя, бескорыстная забота о флоте, а желание добиться увольнения Алексея в надежде занять его место. Опасность заключалась в том, что наглец был слишком близок к Императору, с которым дружил с детства, и к тому же женился на сестре Царя, Ксении.

– Алексей страшно расстроен всей этой мерзкой возней и хочет уйти после коронации, – вздохнул Павел.