Изгнание

Левый висок красавицы-брюнетки выбрит наголо. Шею украшает изящная, кажущаяся невесомой, татуировка, изображающая стайку птичек-галочек и какие-то завитушки. В левом ухе три серьги. Маленькое кольцо в носу, слегка увеличенные, по сравнению со вчерашним, ярко-алые пухлые губы. Одета сестрица в короткие джинсовые шорты и белый топ, стилизованный а-ля мужская рубашка с закатанными рукавами и завязанная выше пупка, кстати, с пирсингом с алым сверкающим камнем. Из обуви — ярко-алые босоножки на неизменных шпильках.

Собственно, татуировки украшали и плечи нимф. И обнаженную ножку Дельфион. Как и пирсинг — у Дельфион проколото крыло носа, у Калли — нижняя губа. Смотрелся новый стиль этой троицы, скрывать не буду, отпадно. Только сдаётся мне, что Дафна рада до беспамятства, что её Мойры от сей смены имиджа уберегли.

Вон сидит, губу закусила. Еле держится.

Чего о нас с Идой не скажешь. У нимфы, сжавшейся в комочек на полу, даже слёзы из глаз брызнули, разогнуться не может, за живот держится. А я… Я, кажется, икать от смеха начала.

Нет, они хороши, и всё такое. Но сама мысль о лысой русалке почему-то жутко смешной кажется.

Вот отчего они так припозднились, значит. Спасибо им в шляпу, дали нам время на испить шампанского. В тату-салоне были, имидж меняли.

— Мерзавка! — это Дита, естественно, мне.

— Гадина!! — всё туда же.

— Сволочь!!! — по тому же адресу.

Океаниды, на их счастье, благоразумно молчали. Правильно, им-то память не стирали, должны помнить меня в гневе.

Отсмеявшись, я хотела было поприветствовать сестру, но Гермес меня опередил. Он вообще, кстати, у нас в семье самый вежливый. И уравновешенный, да. Вон, даже не смеётся ни разу. Только в глазах фавны пляшут.

— Привет, Афродита, привет, девочки, — Дита перевела дыхание, видимо для того, чтобы и Гермесу кое-что высказать, но тот её опередил. — Шампанского?

Дита продолжала гневно сверкать глазами, сыпать проклятиями на мою бедную голову, и шипеть дикой кошкой.

— Мэри, будь добра, — попросил Гермес горничную, как будто ничего особенного не случилось. — Ещё шампанского для моих гостей, — и девушка испарилась.

— А ты, Дита, попридержи язык, — и такие стальные нотки у Гермеса в голосе послышались, что на месте Афродиты и я бы спасовала. Я если честно, не думала, что внешне такой безобидный невысокий Гермес владеет таким тоном.

Дита, видимо, почла за лучшее к совету его прислушаться, и оскорблять меня перестала.

— Я знаю, девочки, вас близкими подругами не назовёшь, — продолжил Гермес. — Но это ведь никогда взаимной неприязнью не объяснялось. Просто всегда у вас были слишком… мм… разные сферы интересов.

Мы с Дитой, к нашему общему изумлению, одинаково фыркнули. Каждая выражала, таким образом, своё мнение об интересах другой.

— И, тем не менее, вы на сегодняшний день родные сёстры, — спокойно сказал Гермес. — И в моём доме собачиться я не позволю.

Я хотела сказать, что я и не думала собачиться, это больше по Дитиной части, но промолчала, решив, что так умнее выгляжу. И достойней, ага. Правда разглядывать Диту во все глаза и широко улыбаться не перестала. Что, надо сказать, её злило крайне.

Правда, от того, чтобы сделать Дите комплимент я не удержалась. А что? Она богиня любви, должна к ним привыкнуть. И, кстати, реагировать поспокойнее.

— Красивая татуировка, Дита, — стараясь подпустить в свой голос восторженных ноток, заметила я.

И мило захлопала ресницами.

Дита в ответ гневно сверкнула глазами, но не ответила. Сдержалась.

— И топ красивый, — что ж останавливаться-то на достигнутом! — И шорты, да, — добавила я задумчиво, а Дита принялась краснеть от злости.

— Хотя тебе с новым имиджем больше пошёл бы латекс…

— И наручники, — пискнула с пола Ида.

— Ах, ты, — прошипела Дита, и оказалась возле моего кресла, с явным намерением и мою шевелюру проредить, но опять глянула на Гермеса, и сдержалась.

Взгляд брата и мне не обещал ничего хорошего, и я благоразумно салютовала бокалом океанидам.

— А вы знаете, ваша аллергия практически незаметна.

Насчёт Калли, я, конечно, покривила душой. Её левый глаз, вон, вообще почти заплыл.

— Вам даже идёт, правда, — не унималась я, вспоминая о крайне неприятных вчерашних минутах, да что там, часах.

Калли и Дельфион только одинаково закатили к небу голубые русалочьи глаза (три глаза на двоих) и поджали губы.

Что-то в облике Калли меня насторожило. Помимо заплывшего глаза. Но что?

— Артемис, — начал было Гермес, но это было уже лишнее. Я сполна получила моральное удовлетворение за вчерашнее унижение. Претензий к сестре и бывшей свите у меня не было.

Я миролюбиво похлопала Гермеса по руке, показывая, что всё, я молчу, молчу.

Тут подоспела Мэри с двумя бутылками из тёмного стекла, и мы все, по настоянию Гермеса, выпили мировую. Океаниды, правда, пили с Дафной лимонный щербет. Пили с удовольствием. Все, кроме Калли. Я продолжала наблюдать за океанидой, и заметила, что та лишь пригубила напиток, и недовольно поморщилась.

Завязалась ничего не значащая, немного натянутая светская беседа. Из которой мне стало ясно, что Дита не в курсе, что Свиток пропал. Кто же тогда? Неужели Пол?