Изгнание

Фарух совершенно взмок, пот струйками стекал по вискам, мокрые кудри прилипли к шее, белую рубашку тонкого полотна можно было выжимать. Но пощады ждать не приходилось. Игра была в самом разгаре. Фарух изображал лошадь, держа в зубах цветную ленту, концы которой натягивала заливающаяся хохотом Лили, восседающая на его спине.

«Но, лошадка. Скачем в сад. Но,» – понукала она Фаруха, колотя его босыми, розовыми пятками по бокам.

Фарух покорно поплелся в сад. После получасового ползания на четвереньках по дому сил бегать уже не было. Ладони и колени горели огнем.

«Быстрее, лошадка, быстрее,» – нетерпеливо подпрыгивала на спине Лили.

«Лили, лошадка устала. Она больше не может,» – взмолился Фарух. – «Лошадке надо отдохнуть, выпить холодного вина.»

Капризуля тут же надулась, но все-таки слезла с его спины. Ничего страшного в этом не было. Лили быстро обижалась, но еще быстрее забывала об обиде, увлекаясь новой забавой. Фарух хорошо изучил дочь за последнюю пару месяцев: капризна, взбалмошна, обидчива, но отходчива, добра и жалостлива. В общем, ничего сложного. Нужно просто потакать ей в её забавах, делать все, что она хочет и ничего не запрещать.

«Совсем, как с её матерью когда-то,» – неожиданно пришло в голову Фаруху.

Лили оказалась донельзя хорошенькой – белокожей, ясноглазой, с круглым, смешливым личиком и охапкой черных отцовских кудрей, которые по случаю жары были заплетены в косы с ярко-алыми лентами. Со временем Фарух стал ощущать даже нечто вроде отцовской гордости, осознавая, что и он приложил руку (или вроде того) к рождению этой красивой девочки и по-своему привязался к ней.

Но порой Лили бывала невыносима, особенно когда раскапризничавшись, гневно топала маленькими ножками, обутыми в кожаные сандалики и верещала без умолку. Детские истерики – бессмысленные и беспощадные – страшная вещь. В такие моменты Фарух совершенно терялся и больше всего на свете хотел от души отшлепать капризулю. Сдерживался он, вспоминая суровое дядино лицо. Вряд ли ему бы это понравилось.

Дядя оказался прав во всем, как всегда. Проникнуть в дом под предлогом встреч с дочерью оказалось совсем несложно. Анаис – глупая курица, была всецело на его стороне. У Рузы внезапно вспыхнувшие отцовские чувства поначалу вызвали некоторые подозрения. Однако, долгие раздумья не были сильной чертой матери Лили, а потому подозрения были задвинуты в дальний ящик и благополучно забыты. К частому присутствию Фаруха в доме быстро привыкли. Он старался быть полезным и услужливым, принося сладости детям и свежие сплетни взрослым, но не мозолил глаза. Не редко бывал приглашен к обеду или чаю. Дядя мог быть им доволен.

Но подобраться поближе к Рузе все же не удавалось. Фарух чувствовал, что он для неё – не более, чем прошлогодняя пыль. У Рузы не было к нему неприязни, лишь равнодушие. А равнодушие – оно хуже вражды, преодолеть его невозможно.

Между тем Лили уже перестала дуться и затеяла новую игру – в красавицу. Эта игра Фаруху нравилась гораздо больше. От него требовалось лишь сидеть перед зеркалом и изображать капризную даму, вечно недовольную своей прической. Лили с упоением вонзила костяной гребень, украшенный тонкой резьбой, в его шевелюру, немилосердно выдирая целые пряди. Но Фарух был готов вытерпеть и это, только бы посидеть спокойно хоть четверть часа. Он подозревал, что на большее время игра, увы, не затянется.

Из-за окна послышался приглушенный смех. Дочери Анаис – погодки Стана и Семира, устроившись на качелях в тени развесистого, старого каштана, делились друг с другом девичьими тайнами. Фарух навострил уши. Чужие секреты – это всегда интересно, даже глупые – девичьи.

«И вовсе он не такой, совсем не похож на своего отца,» – продолжила Стана какой-то ранее прерванный разговор.

«Конечно, такой. Напыщенный, высокомерный единобожник. Вышагивает важно, словно гусь. И что ты в нем нашла?» – парировала Семира.

«И не капельки не гусь. Он такой красавчик. И так смотрит, так смотрит,» – мечтательно произнесла Стана.

«Похоже, кавалеров обсуждают,» – сообразил Фарух.

«Ах, как смотрит,» – передразнила сестру Семира – более бойкая и злая на язык из двух сестер, закатив глаза к небу и притворно вздыхая. – «Неужели он тебе и правда нравится? Он же тебе и двух слов не сказал, только смотреть и может.»

«А вот и сказал. Он приглашал меня посмотреть новый корабль своего отца и даже обещал прокатить вдоль побережья,» – неожиданно заявила скромница Стана.

Семира аж рот открыла от изумления: «Когда же это он успел?»

«Да пока ты копалась в пыльных книжках вчера в лавке. Ты у книжных лотков обо всем забываешь, и не дозовешься тебя. Совсем, как папа. А я пошла в соседнюю лавку, серьги посмотреть. А там он. Ну, мы и поговорили,» – с пылающими щеками пояснила Стана.

«Ух ты, не ожидала от тебя такого,» – с невольным уважением посмотрела на сестру Семира. – «Но мама ни за что не отпустит.»

«Не отпустит,» – уныло подтвердила очевидное Стана.