Изгнание

Лагерь затихал. То тут, то там иногда еще раздавались взрывы громкого смеха или шум оживленной беседы. Но все больше людей разбредались, устраиваясь на ночь в шатрах, палатках или просто под навесами из соснового лапника от дождя. Огонь робко облизывал толстые поленья, подброшенные в костры на ночь, примериваясь к столь основательной добыче. Начинали мужественную борьбу со сном ночные дозорные. Гуськом тянулись к отхожей траншее и обратно в лагерь страждущие, разнообразив её содержимое, регулярно пересыпаемое слоями земли, свежими порциями дерьма на радость жирным, зеленым мухам с лоснящимися спинками.

Служанки Мизы сновали туда-сюда вокруг шатра владычицы, таская чистую воду из озера для омовения или грязную посуду в обратном направлении, подливая масла в светильники или выбивая пыль из ковров. Наконец, перестали мельтешить и они, угомонившись в своем маленьком шатре.

Два маленьких костерка с обоих сторон от входа в шатер Мизы освещали скучающих, тяжело опирающихся на копья иноземных стражников. Они переминались с ноги на ногу, не решаясь присесть. Ведь в любую минуту мог пожаловать Домиар. Он – частый гость в этом шатре. А мог и не пожаловать. Поди, угадай. Вот и маялись на ногах, на всякий случай.

Лагерь окончательно утих. Лишь изредка доносилось конское ржанье пасущихся в степи лошадей, да уханье какой-то ночной птицы. Ромен выжидал. Завернувшись с головой в плащ, он прикидывался спящим неподалеку от шатра владычицы, не сводя с него внимательных глаз. Суматошно бегающие служанки давно закончили дневные труды и забились в свой шатер, словно мышки в норку. Зевающие стражники заступили на ночную вахту. Все замерло, погрузилось в оцепенение, заснуло. Пришло его время.

Длинный, тонкий кинжал приятно холодил бедро. Он разрежет плотную кожу шатра легко, быстро и бесшумно, словно мягкое масло. Почти ежедневно бывая в покоях владычицы Мизы, он прекрасно знал внутреннее расположение. Поэтому без колебаний направился в обход к той части шатра, где находилось походное ложе владычицы. Действуя без малейших промедлений, он вонзил кинжал в кожаное полотнище и рассек его надвое. В свете тускло горящего масляного светильника Ромен увидел прямо перед собой низкое ложе с неподвижной фигурой в центре. Длинные черные волосы закрывали лицо, уткнувшееся в шитую золотом подушку. Всего пара коротких, решительных шагов, и кинжал вонзился в спину владычицы по самую рукоять.

Но слишком уж легко, словно … Ромен резко повернул фигуру за плечо. Набитое каким-то тряпьем и тщательно уложенное платье Мизы смялось и бесформенно обмякло, голова – куколь из того же тряпья, прикрытый длинными, черными волосами до сих пор безутешно рыдающей по ним служанки, откатился в сторону. В то же мгновение кто-то навалился сзади, придавив его к полу и скрутил руки. Откуда-то набежало множество ног, которые только и мог видеть злодей, вжатый лицом в пол. Совершенно ошеломленный, Ромен не сопротивлялся. Это была катастрофа. Его провели, как ребенка.

«Ну должны же мы были казнить кого-то утром, не одного, так другого,» – подытожил уже на рассвете произошедшее Домиар. Проведя бессонную ночь в метаниях и подозрениях, к утру они знали не больше, чем несколько часов назад.

«Он так ничего и не сказал?» – поинтересовалась Миза.

«Нет,» – неохотно признал неудачу Домиар. – «На редкость крепкий орешек. Не думаю, что нам удастся выудить из него хоть что-нибудь.»

Кто он такой? В чьих интересах пытался убить Мизу? Действовал ли он один или у него были сообщники? Все вопросы пока оставались без ответов.

«Нужно вознаградить юношу и этого прохиндея – Ефима тоже. Хотя для него и сохранение его жалкой жизни уже достаточная награда. Кто бы мог подумать, что он дерзнет явиться обратно после побега? Я благодарна ему за смелость, что спасла мою жизнь,» – вслух рассуждала Миза. – «Но я возвращаюсь домой. Немедленно. Происходит что-то, о чем я не имею представления. Что-то плохое.»

Ефим блаженствовал. Жизнь снова сделала, казалось бы, совершенно невозможный ещё вчера кульбит. И вот он – вчерашний узник, снова свободен и уважаем. И неважно, что на шее запекшаяся корка крови от железного ошейника, а колени содраны. Главное – живой. Денег вот только не дали, но ничего – это дело наживное. Материальное положение он и сам поправит. Ефим счел за благо убраться с глаз правителя Домиара, и потому отправился со свитой владычицы Мизы обратно в город.

Большую часть обратного пути он проспал в трясущейся телеге, покуда на одном из ухабов у неё не отвалилось колесо. Свита владычицы из-за такой мелочи останавливаться, конечно, не стала. Поэтому в какой-то момент Ефим и Балаш оказались вдвоем посреди дороги со сломанной телегой и смирной гнедой лошадкой, предоставленные самим себе. И только теперь смогли перевести дух.

Мушка ускользнула.

Жилка на виске тревожно пульсировала. Он сделал все, что мог, все, что должен был. Тщательно сплел паутину, предназначив каждой пойманной мушке свою участь. Оставалось только набраться терпения и ждать – самое тяжелое и нудное занятие.