Второй тычок, такой же неожиданный, как и первый, заставил Хэрибонда пробежать вперед несколько шагов, нелепо размахивая руками в тщетных попытках сохранить равновесие. Нога Хэрибонда зацепилась за корень, и он упал. И сразу же Евтихий оказался рядом. Стремительно присев на корточки, он заглянул Хэрибонду в лицо.
— Здорово я тебя?
Хэрибонд прошипел что-то неразборчивое.
Это не произвело на Евтихия никакого впечатления.
— Нужно было сразу решаться, — объяснил безумец. — Иначе мы с тобой полдня бы простояли на границе, да так и не вошли бы. Знаешь, как в воду нырять, особенно в холодную. Или в бой бросаться. Ты в бой бросался?
Хэрибонд наконец перевел дыхание и кисло улыбнулся, всем своим видом показывая, что все, мол, в порядке, и здесь никто и не думал перепугаться до полусмерти.
— В воду нырять приходилось, — сказал Хэрибонд.
Евтихий хлопнул его по плечу.
— За что тебя люблю, брат, так это за правду! Не лжешь, по лицу вижу. Молодец.
Они медленно двинулись вперед. В тумане ничего не было видно. Серые клочья были временами гуще киселя.
— Просто царство мертвых какое-то, — заметил Хэрибонд.
Евтихий обернулся, оскалил зубы.
— Нет, брат, тут ошибаешься. Царство мертвых — оно совсем другое…
— Тебе-то откуда знать?
— Ну, может, я там бывал, — неопределенно сказал Евтихий.
— А может, и не бывал, — возразил Хэрибонд.
— Это, брат, судить совершенно не тебе, — отрезал Евтихий.
— А кому? — Голос Хэрибонда звучал глухо, некрасиво.
— Наверное, тому, кто там бывал, как и я, — молвил Евтихий и рассмеялся. — А ты как бы ответил на такой вопрос?
— Ну… специалисту, — буркнул Хэрибонд. — Который в таких вещах разбирается. Некромагу, например.
— Кому? — не понял Евтихий.
— Забудь. — Хэрибонд отмахнулся. — Сейчас это не имеет значения.
— Сейчас, брат, ничего не имеет значения, — философски рассудил Евтихий. — По ту или по эту сторону границы есть какой-то смысл. Иногда поганый, иногда пристойный. Бывает, наверное, и возвышенный, но это уж не для меня. Но — смысл. Понимаешь?
— Да, — сказал Хэрибонд.
— Понимает он! — фыркнул Евтихий. — Да ничего ты не понимаешь. Ты ведь в первый раз внутри границы, верно?
— Верно. Но — понимаю.
— Слушай дальше… Внутри границы смысла нет. Здесь жизни нет. Здесь своя жизнь, вынутая из общей жизни. Вот как кусок пирога. Знаешь, серединка, с творогом. Любишь пироги с творогом?
— Да… наверное… Сейчас бы не отказался.
— Если вытащить серединку с творогом, все равно останется пирог. Но — другой.
Евтихий замолчал, переводя дыхание. Создавалось такое впечатление, что слишком долгое рассуждение окончательно вымотало его и лишило последних сил.
Некоторое время они шли молча. Солнце, очевидно, поднималось в том мире, который они покинули, потому что в тумане стало светлее. Хэрибонд начал различать деревья, овраги, какие-то странные колеблющиеся фигуры между стволами… Очевидно, заметил их и Евтихий, потому что он вдруг замедлил ход, а затем и вовсе остановился. Обхватил пальцами тонкий серебристый ствол дерева, прижался щекой — коснулся кожей капельки смолы…
— Что там? — прошептал Хэрибонд.
Евтихий не ответил. Он сощурил глаза, всматриваясь в туман. На его лице появилось растерянное выражение. Он прикусил губу, обдумывая что-то. Смола приклеилась к его скуле и застыла, как забытая слеза.
Тени приблизились и обрели очертания. Тролли. Всадники, семь или восемь. Вооруженные луками и мечами, верхом на косматых коротконогих лошадках, с множеством украшений на руках и груди. Золото тускло светилось в полумраке, лошади пофыркивали, встряхивали гривами. В густой тишине глухо брякали колокольцы.
Хэрибонда вдруг пронзила совершенно дикая мысль: ему почудилось, что это — те самые всадники, которые проехали вчера через деревню, настигли его внутри Серой границы, на ничейной полосе. Там, где погибают все перебежчики и диверсанты.
Он был так увлечен своим страхом, что не сразу заметил перемены, случившеся в его спутнике. Евтихий как будто утратил человеческий облик: растянув рот в ухмылке, превратив глаза в узкие щелки, он наклонил голову, набычился и внезапно побежал навстречу всадникам. Он бежал согнувшись и скособочившись и заранее тянул к ним руки.
Всадники расступились, окружили Евтихия и мгновенно поглотили его.
Он вертелся среди них, почти совершенно ослепнув: рваный туман, засаленные и жесткие волосы лошадиных хвостов, плоские лица, нависающие над ним, скучный блеск золота на широких троллиных запястьях, — все это кружилось перед взглядом Евтихия, но он ни на чем не мог остановиться и наконец, чтобы не упасть, схватился за гриву ближайшей к нему лошадки.
— Эй, — сказал тролль и ударил Евтихия по бедной больной голове.
Евтихий рухнул на сырую землю и услышал, как под ним затрещали сучья.
Длинное копье уперлось Евтихию в живот.
Евтихий снова потянулся к троллям руками.