Изгнанник. Каприз Олмейера

Решид кивнул, соглашаясь с последним замечанием дяди, и отошел. Прислонившись к косяку открытой двери, он лениво оглядывал двор и открытые ворота, ведущие на главную дорогу поселка – пустую и прямую, залитую солнечным светом. В полуденной жаре гладкие стволы пальм, очертания хижин, крыша дома Олмейера, видневшаяся вдалеке над кустами на опушке леса, казалось, дрожали в знойном мареве, поднимавшемся от исходившей паром земли. Стайки желтых бабочек вспархивали, садились и снова взлетали перед полузакрытыми глазами Решида. Под ногами, в высокой траве, монотонно гудели насекомые. Хотелось спать.

С одной из боковых тропинок, вьющихся между домами, вынырнула девичья фигурка, прикрытая от солнца большим подносом на голове. Движение привлекло внимание Решида, который вынырнул из своего полусна и более-менее оживился. Он узнал Тамину, рабыню Буланги, продающую печенье: персону привычную и обыкновенно неинтересную, но теперь она направлялась к дому Олмейера и могла оказаться полезной. Решид встряхнулся и побежал к воротам, крича:

– Эй, Тамина!

Девушка, поколебавшись, повернула к нему. Решид нетерпеливо поманил ее поближе. Подойдя к нему, Тамина остановилась, опустив глаза.

– Ты к Олмейеру? – рассматривая ее, спросил Решид. – В поселке говорят, торговец Дэйн, которого сегодня вытащили из реки, лежит у белого в кампонге.

– Я тоже слышала, – прошелестела Тамина. – А утром, на берегу, видела тело. Не знаю, где оно сейчас.

– Видела? – оживленно переспросил Решид. – Так это Дэйн? Ты его часто встречала. Узнала бы наверняка.

У девушки задрожали губы, она часто задышала.

– Да, я встречала его не так давно, – наконец согласилась она. – Правду говорят, это он. Что вам нужно от меня, туан? Мне надо идти.

Выстрел с борта парохода заглушил ответ Решида. Бросив Тамину, он кинулся к складу и на полдороге встретил Абдуллу, спешившего к воротам.

– Оранг-бланда идут, – сообщил Решид. – Надеюсь, мы получим вознаграждение.

Абдулла задумчиво покачал головой:

– Белые не спешат раздавать награды. Они скоры на расправу и ленивы на благодарность. Посмотрим…

Он встал у ворот, поглаживая седую бороду и слушая приветственные крики на том конце поселка. Когда Тамина собралась уходить, Абдулла окликнул ее:

– Послушай-ка, девочка! У Олмейера будет много белых людей, моряков, и ты наверняка будешь торговать там печеньем. Все, что увидишь и услышишь, можешь рассказать мне. Приходи сюда перед закатом, и я подарю тебе синий носовой платок в красную крапинку. А теперь иди и не забудь вернуться.

И Абдулла подпихнул Тамину концом длинного посоха так, что она споткнулась.

– Эта рабыня еле ползает, – с неудовольствием пожаловался он племяннику.

Тамина двинулась прочь – глаза опущены, поднос на голове. Из открытых дверей слышались приветливые голоса соседей, желавших купить печенье, они зазывали ее внутрь, но она не откликалась, забыв про обязанности под гнетом нелегких мыслей. С самого раннего утра она успела услышать и увидеть очень много того, что наполнило ее сердце радостью вперемешку с болью и страхом. Пока все спали, до рассвета, до того, как поплыть в Самбир, Тамина слушала из-за стены голоса. И теперь, после слов, сказанных в темноте, она несла в руках чужую жизнь, а в груди – огромную печаль. Но по ее упругим шагам, стройной осанке и лицу, прикрытому, как вуалью, обычным выражением сонного равнодушия, никто бы не догадался о двойном грузе, который лежал под грузом реальным – подносом с горой сладостей, испеченных руками хозяйственных жен Буланги.