Изгнанник. Каприз Олмейера

Лингард убрал руку с револьвера, немного помедлил, выставил вперед кулаки, шагнул вперед, и… все вдруг исчезло. Он больше не видел Виллемса, женщину, землю, небо – ничего не видел, как если бы один шаг перенес его из пределов видимого мира в черное, всеми покинутое пространство. Вокруг него из темноты звучали крики, напоминающие печальные, жалобные стоны морских птиц, живущих на рифах, одиноко торчавших из океанской пучины. Потом в нескольких дюймах от него появилось лицо – лицо Виллемса. Лингард почувствовал, что держит что-то левой рукой. Горло… Ага! Тот самый кадык, что кивал ему, точно голова змеи. Лингард крепче сжал пальцы. Он вернулся в окружающий мир, увидел быстро-быстро трепещущие ресницы, сверкающие белки закатившихся глаз, вздернутую кверху губу, ряд зубов под нависшими усами. Какие крепкие белые зубы. Вбить бы их в лживую глотку… Он отвел правую руку назад, развернул плечо, сжал кулак. Откуда-то снизу раздался птичий писк – крик тысячи птичьих глоток. Что-то вцепилось в ноги. Какого черта! Он с размаху нанес удар, почувствовав, что попал прямо в скулу. До него вдруг дошло, что кулак встретил на своем пути безжизненную, не оказавшую сопротивления массу. Сердце екнуло в груди от досады, злости и обиды. Он отпихнул противника левой рукой и поспешно разжал пальцы, будто нечаянно схватил что-то гадкое. Виллемс, шатаясь, попятился, закрывая лицо рукавом белой куртки. Расстояние до него увеличивалось на глазах, в то время как сам Лингард не двигался с места. Пустое пространство между ними явилось точно само собой. Все должно было происходить наоборот. Они должны были сблизиться вплотную и… Эх! Виллемс, как видно, не хотел ни драться, ни сопротивляться. Трусливый пес! Жалкая размазня! Лингард был поражен и расстроен – горько, до глубины души, – чувствуя безмерную, неприкрытую безысходность ребенка, у которого отняли игрушку. Он, все еще не веря своим глазам, крикнул:

– Решил до конца оставаться дешевкой?

Капитан ожидал хоть какого-нибудь ответа. Ждал с тревогой и нетерпением, от которых чуть не вставал на цыпочки, какого-нибудь слова, жеста или угрожающего движения. Ничего! Из-за белого рукава на него пристально, не мигая, смотрели два блестящих глаза. На ткани рукава расплывалось красное пятно. На щеке – ссадина. Из нее шла кровь. Из носа тоже. Кровь стекала по щеке, пропитав край уса и сделав его похожим на черную тряпицу, мокрой дорожкой продолжала путь к подбородку с подстриженной бородкой. Капелька крови, повисев на склеившихся волосках, сорвалась вниз. За ней быстро скатывались новые капли. Одна из них упала на грудь и с дьявольской быстротой, как удирающее насекомое, скользнула вниз, оставив на белой коже узкую черную дорожку. Лингард смотрел на крохотные живые капли, на дело своих рук с мрачным удовлетворением, злобой и сожалением. Результат мало походил на акт правосудия. Лингарду захотелось подойти ближе, услышать, как Виллемс говорит какие-нибудь злые, запальчивые слова, которые подтвердили бы, что его ударили не зря. Лингард попытался сделать шаг вперед, но вдруг обнаружил, что кто-то крепко держит его за щиколотки. Он машинально дрыгнул ногой, освободив ее. Чужие руки немедленно вцепились в другую ногу. Лингард почувствовал их теплоту, отчаяние и мягкость. Недоуменно глянув вниз, он обнаружил распластанное на земле, как синий ковер, женское тело. Уткнувшись носом в землю, Аисса изо всех сил держалась за ногу капитана, обхватив ее обеими руками. Видна была только ее макушка да черные волосы, струящиеся по сапогу и утоптанной земле. Волосы полностью накрыли ступню. Снизу доносилось прерывистое, стонущее дыхание. Лингард представил себе лицо, прижатое к каблуку, которого не мог видеть. Он мог бы освободиться одним пинком по этому лицу, однако не решился даже пошевелиться и только выкрикнул:

– Пусти! Пусти! Пусти!

В ответ обод из рук сжался еще крепче. Он неимоверным усилием попытался передвинуть правую ногу ближе к левой. Это получилось лишь наполовину. Послышался отчетливый шорох волочащегося по земле тела. Лингард попытался освободиться, подняв ногу, топнул ей. Раздался резкий голос:

– Полегче, капитан! Полегче!

Взгляд Лингарда метнулся на звук голоса, мгновенно проснулась дремлющая память, знакомая фраза подействовала на него как бальзам. В славные старые времена, когда они вели торговлю сообща и Виллемс был его доверенным, надежным компаньоном в дальних неспокойных уголках мира, этот парень, умевший сдерживать свой пыл куда лучше, не раз выручал его из передряг и удерживал от вспыльчивых выпадов своевременным добродушным предупреждением: «Полегче, капитан! Полегче!» Умный малый. Это он его таким воспитал. Умнее не сыскать на всех островах. Если бы он не оставил его здесь одного, то все это… Лингард крикнул Виллемсу:

– Скажи ей, чтобы отпустила мою ногу, а не то…

Виллемс что-то крикнул, Лингард немного подождал, глянул вниз – женщина по-прежнему молча, не шевелясь лежала плашмя, прижав голову к его сапогу. Капитан ощутил нервное нетерпение, чем-то похожее на опаску.