Изгнанники

Еще одной небольшой проблемой были пленные. Вообще, пленных для такого налета было очень мало, но Соломин полностью разделял суворовский подход к вопросу. Зачем брать пленных, которых нужно охранять, размещать, кормить, все это делая за счет собственных невеликих ресурсов, а потом еще и возвращать противнику после войны, пополняя его страну многочисленными здоровыми и обученными воевать мужчинами? Нет, разумеется, никто пленных расстреливать не будет – хотя Новый Амстердам и не подписывал соответствующих конвенций, но и создавать себе образ чудовища тоже не стоило. Однако можно ведь пленных просто не брать, ставя противника в положение, когда он попросту не может сдаться. К примеру, расстрелять его вместе с кораблем до того, как там успели сообразить, что происходит. Или дал десантник очередь, а потом уж посмотрел, подняты у тех, в кого он попал, руки, или нет... В общем, пленных было мало.

Однако с полтысячи человек на базе захватили. Те бравые солдаты, которые, в теории, должны были оказать сопротивление непосредственно на планете, просто поснимали мундиры и драпанули по углам, ловить их никто, естественно не стал. Правда, десантники малость побродили по улицам, засучив рукава и стреляя от пуза из автоматов, но им это быстро наскучило, да и поважнее дела были. А вот тем, кого захватили на базе и на взятых на абордаж кораблях, деваться было некуда. С одной стороны, уничтожать их не стоило, с другой, возвращать их Франции хотелось еще меньше. Однако же ничего не поделаешь – пришлось оставить.

Один из модулей базы, набив пленными, подвесили на орбите. Все остальное подорвали, чтобы не оставлять врагу. Уже намного позже Соломин узнал, что французские корабли пришли к Большому Марселю только через неделю, а спасательную операцию начали еще позже. К тому времени по неясным причинам импровизированная тюрьма сошла с орбиты, вошла в атмосферу газового гиганта, и исчезла там навсегда. Адмирал подозревал, что те, кто занимался расчетами орбиты, не сильно утруждались – очень уж многие из них потеряли товарищей во время налета французов, и теплыми чувствами к лягушатникам они не пылали. Однако никаких расследований он проводить не собирался – смысл? Если французы не успели помочь своим товарищам, то это только их проблемы.

Десять линейных кораблей и два авианосца, а также несколько крейсеров и эсминцев пошли дальше налегке, без транспортов и с минимумом десанта – только те, что разместились на линкорах. Соломин шел на "Эскалибуре", его гвардейские крейсера держались рядом, и шли они чуть отдельно от остальных сил. Эти корабли не приняли непосредственного участия в штурме Большого Марселя, и в дальнейшем походе их вступление в бой тоже не планировалось. Пока была возможность, Соломин натаскивал своих людей. Осуществляя только общее руководство, и с каждым разом у набирающихся опыта экипажей получалось все лучше и лучше. Обстрелянный и имеющий опыт боев флот быстро превращался в инструмент, способный переломать руки кое-кому посерьезнее, чем соседи-карлики.

Конечно, был огромный соблазн смотаться, скажем, к Сияющему Парижу, центральной планете Французской деспотии. Вряд ли там ожидают подобной наглости, а значит, шансы снова застать французов врасплох вполне реальные, однако по здравому размышлению Соломин от этой мысли отказался. Десяток орбитальных крепостей – не по его зубам орешек, и если хоть что-то пойдет не так, то нарваться можно здорово. Зачем? Куда проще и безопаснее наносить точечные удары по периферии государства, подрывая его экономику и максимально ослабляя. Этой тактики Соломин и решил придерживаться.

Первой остановкой в импровизированном турпоходе по французской провинции стала Новая Тулуза. Эта небольшая планета была абсолютно неинтересна – населения немного, промышленность стремится к нулю, аграрный сектор разве что неплох, но гонять из-за этого эскадру явно не стоило. Зато в той же системе, по данным имперской разведки, располагался учебный центр легких сил французского флота – там готовили пилотов, которым предстояло водить истребители, торпедоносцы, штурмовики... Тщательно засекреченный центр, как считали французы, в очередной раз вляпавшиеся из-за собственного самомнения. "Паровозы надо давить, пока они еще чайники", – без зазрения совести ввернув услышанную где-то фразу, заявил Соломин, и в результате учебный центр на себе ощутил, что такое удар военного флота. Почти пять тысяч молодых пилотов, крепкие, здоровые, смелые парни и девушки, цвет нации, сгорели, не успев даже проснуться. Этот урон в чем-то был даже более ощутимым, чем от удара по марсельской базе, хотя жертв было, разумеется, меньше.