Изгнанники

Утешало её одно – домой они поедут не вдвоём. Доктор Браун вызвался помочь ей. Увидев его, Эрнест тоже, казалось бы, обрадовался.

– Вот и я, – сказал он им обоим.

Мэри обняла его, чувствуя и тревогу, и жалость. Как бы она хотела, чтобы всё стало как прежде… Не позволив себе раскиснуть, она отстранилась и с напускной улыбкой спросила:

– Поедешь сзади ли спереди?

– Я бы предпочёл сесть за руль.

– Не стоит. Ты только из больницы. Отлежись немного, а там посмотрим.

Поведёт доктор Браун.

– Ты ведь не против? – улыбнулся Браун.

– Конечно, нет.

Эрнест сел спереди, и они тронулись. Арендованный «Бьюик» легко набрал хорошую скорость, однако ехать им предстояло несколько дней, и это тревожило Мэри. Как перенесёт ту поездку Эрнест?

В первый день жалоб от него не было. Он не чудил, не пытался покончить жизнь самоубийством, когда они останавливались у какого-нибудь ресторанчика перекусить. Его взгляд редко отрывался от дороги, но Мэри не переставала следить за ним. Она была наслышана о том случае, когда у него едва успели отобрать ружьё… Или когда он вышел навстречу самолёту, надеясь угодить под пропеллер… Ей было страшно от мысли, что в любой момент он может повторить попытку. Оставалось лишь надеяться на лучшее.

И вот, на второй день, начались первые предвестники. Когда Мэри купила вина, Эрнест стал зудеть о том, что любой полицейский сможет арестовать их за провоз алкоголя. Потом он стал беспокоиться о гостинице и навязчиво просил её забронировать номера заранее, чтобы не заночевать в машине.

Они останавливались, и Мэри делала всё, что он просил. Звонила, бронировала места ещё до обеда – или делала вид, что бронирует, стоя в телефонной будке и разговаривая с гудками. Это его хотя бы на время успокаивало.

Из-за беспокойства и жалоб Эрнеста они часто делали остановки, поэтому до дома добрались только через пять дней.

МОЛЬЕР

Жан-Батист лежал, тяжело дыша, на своей широкой постели с балдахином, укрытый одеялом, которое он то и дело пытался сбросить.

– Мне жарко…Арманда… Арманда!

– Я здесь, Жан-Батист.

– Окна открыты?

– Открыты.

– Почему же тогда так жарко? Это проклятое одеяло… Убери его!

Арманда поспешно убрала одеяло. С одной стороны оно уже было сырое от пота Жан-Батиста.

– Арманда?

– Да, Жан-Батист?

– Ты здесь одна?

– Нет, здесь ещё Барон.

– Барон? Пусть приблизится.

Юноша по имени Барон, даровитый молодой актёр труппы Мольера, осторожно подошёл к кровати.

– А, вот и ты. Как думаешь, не пора ли послать за доктором?

– Уже посылали, месье. – Барон затравленно глянул на Арманду. – Но… но…

– Они скоро будут, – заверила молодая жена, но Мольер расхохотался:

– Они не придут, не так ли? Не придут… Не после «Мнимого больного»… И других моих пьес. Нам и раньше отказывали в лечении. Но тогда оно не было так нужно, как сейчас.

– Всё в порядке, – попыталась заверить его Арманда. – Ты обязательно поправишься.

– Барон? – позвал Жан-Батист. – Выйди-ка, нам с супругой надо побыть вдвоём.

Когда актёр вышел, Мольер тихо обратился к жене:

– Ты знаешь, какой сегодня день?

– Да. – Арманда не стала притворяться. – Сегодня день смерти Мадлен.

– Именно так. А мы даже не были в церкви. Впрочем, нас всё равно бы туда не пустили. По той же причине, по какой ни один священник не войдёт ко мне в дом. Вы ведь и за ними уже послали?

– Посылали, – тихо ответила Арманда.

– Умница. Ты умница. Но Мадлен… Мадлен была со мной всю жизнь. Она знала меня дольше, чем ты живёшь на свете. И она всегда заботилась обо мне. А я даже не могу сходить в церковь в день её смерти.

Новый приступ кашля скрутил Жан-Батиста.

– Помоги мне сесть, – сказал он. – Лёжа я задыхаюсь…

Полусидя-полулёжа, Мольер посмотрел на бледную, застывшую у его постели Арманду и сказал:

– Я видел её. Мадлен. Нет, не смотри на меня, как на сумасшедшего! Ты же знаешь, как это меня злит! Нет, я правда видел её. Она была вон там. – Мольер ткнул пальцем в сторону двери. – Она светилась, словно ангел. Я не видел… не видел её лица, но это была она, я знаю. Я чувствовал, что это Мадлен, потому что она, эта девушка из света, она любила меня. Точно знаю, что любила. И она ждёт меня. А кроме Мадлен, меня ждать больше некому.

Арманда ничего не ответила. Она тоже любила Жан-Батиста, хоть он и был почти вдвое её старше. Любила и как мужчину, и как актёра, любила как великого гения и как простого смертного. Когда-то он ушёл к ней от Мадлен, на которой так и не женился за все долгие годы их совместной жизни. И теперь, перед смертью, именно Мадлен, терпеливую Мадлен, которой он изменял, которой изливал все свои сокровенные сомнения и страхи в перерывах между любовницами и театром, именно её он вспоминал – и именно её любовь стала для него ценнее того, что давали другие женщины.

Арманда не ревновала и не обижалась на Жан-Батиста. Она боялась. Сев на край постели, она взяла руку умирающего и стала осыпать её поцелуями. Но он словно и не замечал ни этих поцелуев, ни слёз, капающих ему на руку.

Он вглядывался куда-то в пустоту и тихо звал Мадлен.

В какой-то момент ему показалось, что в комнате есть кто-то ещё.