Изгнанники, или Топ и Харри

– Хау, это был он. – В уголках губ Маттотаупы опять заиграла улыбка, улыбка тихого превосходства. – Ты хочешь знать, кто это был?

– Об этом я и спрашиваю тебя, отец.

– Да. Этот человек был Беззубый Бен, он искал там золото, но ничего не нашел. Несколько лун спустя, когда мы с художником Моррисом, по прозвищу Далеко Летающая Птица, и его братом Длинным Копьем, шайенном, были здесь в блокгаузе, Бен вместе с Биллом Петушиным Бойцом и другими разбойниками связали меня и пытались выжать из меня тайну. Они обманули меня, что будут мучить тебя до тех пор, пока я ее не выдам. Но я молчал, в чем поклялся еще моему отцу.

– Хау, так и было, отец. Бен засунул меня в колодец под полом, но я ускользнул к реке. А ты знаешь, как Бен выбрался из пещеры после того, как рухнул в водопад?

– Хау. Он спасся в той нише в скале, которая известна и тебе, и выбрался через ход наверх.

– При этом он повстречал еще одного человека.

– Я знаю. – Маттотаупа снова улыбнулся, по-отечески, с дружелюбным превосходством, и это обеспокоило Харку в этот час больше, чем все остальное. Ведь тем, что он хотел рассказать отцу, он намеревался вызвать у него импульс против Рыжего Джима, и это нельзя было смазать. – Бен встретил в ведущем наверх рукаве пещеры другого человека, – завершил Маттотаупа, – а именно Джима.

Харка смотрел в тлеющий огонь и уже не видел улыбку отца.

– Да, отец, то был Джим.

– Но Рыжий Джим, – продолжил Маттотаупа, – ни в тот, ни в какой другой день не искал в пещере золото. Ты меня слышишь, Харка Ночное Око, Твердый Камень? Джим тогда пробирался из Канады к Платту, потому что прослышал об изыскательской экспедиции и хотел наняться к ним скаутом. В лесах он охотился и нарвался на опасность встретить дакота. В поиске укрытия он нашел тот вход в пещеру, который заканчивается под старым корнем могучего дерева. Он проник глубже и встретился с Беном. Тот ему признался, что искал золото, но не нашел, и Рыжий Джим посоветовал ему зарабатывать деньги в фактории.

– А не искал ли сам Рыжий Джим золото и не потому ли прогнал Бена, что рассматривал пещеру как собственный участок для охоты за золотом?

– Кто это тебе сказал?

– Дженни.

Харка не видел, что Маттотаупа улыбнулся еще оживленнее, почти забавляясь. Он не видел, потому что и теперь не смотрел ему в лицо, но он знал это, догадался и нахмурил лоб, чувствуя себя осмеянным.

– Харка Твердый Камень! Ты веришь болтливому языку девчонки больше, чем такому отважному мужчине, как Рыжий Джим?

– В этом случае да.

– Ты думаешь о Рыжем Джиме не так, как твой отец. Но не забывай, кто развязал мои путы, когда Бен держал меня в плену, и кому я, таким образом, обязан жизнью.

– Рыжему Джиму, я знаю.

– Ты не благодарен ему за это?

– Я ненавижу его за причину, по которой он это сделал.

– Что за причина? – спросил Маттотаупа очень серьезно.

– Отец! Он хочет заполучить тебя и твою тайну. И больше ничего. Он знает, что выжать ее из тебя не получится. Поэтому он хочет тебя перехитрить.

– Харка Твердый Камень, посмотри мне в глаза! Ты веришь, что я буду молчать всегда и с кем угодно?

– Да, ты будешь молчать, Маттотаупа.

– Ты считаешь Рыжего Джима дураком?

– Нет.

– Тогда ты на неверном пути в своем подозрении.

Харка ничего не ответил на это, но стал теперь более взволнованным и тревожным, чем в начале разговора.

Маттотаупа выкурил свою трубку и выбил ее. Он подвинул в костер несколько веток, чтобы подкормить огонь, и посмотрел сыну в глаза:

– Харка Твердый Камень! С кем ты говорил в твоей снежной хижине?

Значит, отец тогда, зимой, видел следы.

– С Четаном.

– Чего он хочет?

– Скальп Джима.

Глаза Маттотаупы расширились, как будто его охватил ужас.

– Он хотел скальп… из чьей руки?

Харка Твердый Камень окаменел:

– Если понадобится, то из моей.

– Харка Твердый Камень, Ночное Око, Убивший Волка! Сын мой! Если ты поднимешь руку на моего брата Рыжего Джима… на моего верного брата… на моего единственного брата… чтобы отнести его скальп тем, кто меня оклеветал, изгнал и оскорбил… тогда тебе придется… – Маттотаупа выдернул из ножен обоюдоострый кинжал и вонзил его в землю по самую рукоять, – встретиться с моим ножом как человеку, предавшему своего отца.

Харка смотрел на руку отца, на рукоять кинжала и на его лезвие, сверкнувшее в последнем отсвете костра, когда отец резко выдернул его из земли и медленно погрузил в ножны.

– Маттотаупа! – сказал Харка, когда кинжал окончательно скрылся в ножнах. – Ты меня воспитал, и, когда я рос, я смотрел на тебя. Я не боюсь твоего кинжала. Но я убью твоего брата Рыжего Джима только тогда, когда ты сам будешь готов его убить. Я сказал, хау, – закончил он низким, суровым голосом, по-мужски гордо.

Отец смотрел на своего сына как на человека, который был ему незнаком и чужд, но которому он не мог отказать в уважении.