Изгнанники, или Топ и Харри

– Откуда у Джо возьмутся на это деньги!

И оба, переругиваясь, пошли к большой палатке, где сидел учетчик, потный от страха и бледный, снова ведя свои списки. Там Билл и Джим настигли инженера. Джо и Джим называли писарю имена, против которых тот ставил крестики, и имена убитых, которых надо было вычеркнуть.

Позади барака молодой рабочий и Харка стояли у двух тяжелораненых, которых было уже не спасти; они лежали в траве, с угасающими глазами.

– Почему ты это сделал? – спросил индейца босоногий юноша. – Я имею в виду… сбил подлецу выстрел?

Харка удивленно заглянул ему в глаза:

– Но ты ведь тоже его не испугался.

Маттотаупа с другими разведчиками унесли мертвых от барака. Для них выроют общую могилу – вечером, когда вернутся рабочие.

Когда трупы были убраны, Маттотаупа подошел к сыну. Молодой рабочий попрощался взглядом; он разыскал своих четверых товарищей, и эти пятеро, которым уже не стоило здесь рассчитывать на оплачиваемую работу, взяли лопаты и стали копать поодаль братскую могилу. Маттотаупа с Харкой обошли барак и двинулись к главной площади лагеря. Билл и Джим удалились. Джо стоял теперь с Генри у стола перед палаткой. Когда индейцы шли к ним через опустевшую площадь, Маттотаупа сказал Харке:

– Знаешь ли ты, что совершил ошибку?

Харка не смог выдавить из себя «да», ожидаемое от него, и молча принял вопрос как упрек.

– Может быть, однажды ты и станешь воином, но испытание на выдержку дастся тебе с трудом.

Харка стиснул зубы и промолчал.

Заметив индейцев, Джо отвернулся от стола и пошел навстречу Маттотаупе. Поздоровавшись, он сказал:

– Мне надо поговорить с Харри с глазу на глаз!

Маттотаупа вздрогнул; ему было стыдно за сына, и он молча дал разрешение.

Джо подозвал к себе Генри и отправился с ним и с Харкой в тот закуток, который занимал в бараке вдвоем с Генри. Там он усадил обоих на походную койку Генри, а сам сел напротив них на свою. У Харки кружилась голова от слабости после болезни, но он держался.

– Харри, – начал Джо, – ты первый день как вернулся к нам, а уже показал свое упрямство. Но я не хочу тебя упрекать. Ты храбрый парень, ты спас мне жизнь. Не думай, что я это забыл. Так что буду краток; твой отец уже, наверное, сказал тебе все, что необходимо. Тебе надо уметь подчиняться, иначе дело кончится плохо. Ты не можешь правильно оценить все особенности здешней обстановки, и, если ты всегда будешь действовать импульсивно по собственному разумению, последствия могут быть тяжелыми. Но мне надо обсудить с тобой совсем другое дело. Ты хорошо говоришь по-английски. А читать и писать ты умеешь?

– Немного.

– Хочешь научиться лучше?

– Да.

– Не хотел бы ты уехать отсюда и ходить в одну из наших школ?

– Нет.

– Почему нет?

– Я хочу учиться, но не хочу жить у белых людей взаперти.

– Подумай хорошенько! Неужто ты хочешь навсегда остаться индейцем?

– Да.

– Под словом «индеец» я понимаю плохо образованного человека.

– Разве это одно и то же? Наверняка есть и хорошо образованные индейцы.

Харка сказал это таким тоном неприятия и отторжения, что Джо только вздохнул.

– Полежи сегодня на моей койке, от тебя остался один скелет, – предложил юному индейцу Генри. – Тут у тебя будет двенадцать спокойных часов.

Харка вытянулся на походной койке, не сказав ни слова.

Оба инженера оставили его одного.

Харка дремал. Самое лучшее было то, что здесь не надо было ни с кем разговаривать и можно было подержать в покое перевязанную руку.

Он наверстал два часа сна, а потом несколько часов смотрел на незапертую дверь. Все его оружие было при нем. О Чалом, он не сомневался, позаботится отец. В остальном пусть все думают, что Джо запер юного индейца у себя в комнате, чтобы он еще чего-нибудь не натворил, пока не стихнет общее волнение.

Когда стало смеркаться, дверь открылась. Но вошел не Джо, не Генри и не Маттотаупа.

Вошел Рыжий Джим. В то мгновение, когда он взялся за рукоять кинжала, револьвер Харки уже был направлен на него. Лицо Джима исказилось, потом он насмешливо скривил рот и убрал руку с оружия:

– Хочешь меня пристрелить, краснокожая вошь? И чего ты так взъелся на меня?

– Запомни одно, Джим, называемый среди дакота Красным Лисом: так просто тебе не удастся расправиться с Харкой Твердым Камнем. Пошел вон! – Харка проговорил это медленно и без дрожи в голосе.

– Тупая собака.

Рыжий Джим исчез.

Оставшись один, Харка снова лег, подложив под затылок правую ладонь и по-прежнему не сводя глаз с незапертой двери и прислушиваясь ко всем звукам за окошком барака. Он пытался размышлять. Но не очень далеко ушел в своих мыслях, а то и дело представлял себе лицо разведчика Тобиаса, которого он встретил два года назад и циничное равнодушие которого по отношению что к белым, что к краснокожим ужаснуло его. Тогда Харка поклялся себе, что никогда не станет таким, как Тобиас, даже если ему придется скитаться изгнанником без роду без племени. Но разве он не был сейчас на пути к этому?