Изгнанники, или Топ и Харри

Когда ему пришлось делать это в первый раз, он горел гневом и был полон надежды, что его враги в стойбище еще пожалеют о своем решении. Когда он делал это во второй раз, его обуревали гордость и горечь помощника и победителя, которым несправедливо пренебрегли. Теперь он уходил отсюда в третий раз – отторгнутый собственной матерью, так ему казалось, побежденный тем, кому он хотел отомстить, освобожденный маленькой девочкой.

Как мог такой человек жить дальше? И кто бы не плюнул ему под ноги?

Сердце Маттотаупы билось слабо и с перебоями, и от изнеможения он заснул.

Он сам не понял поначалу, что его разбудило, а это произошло очень скоро. Какие-то звуки встревожили его слуховые нервы, и мустанг ткнул его мордой, сперва осторожно, потом сильнее. Маттотаупа открыл глаза и уставился в слепящий солнечный свет.

Теперь он знал, что до него доносились человеческие голоса, какие-то люди что-то говорили друг другу, хрипло, обессиленно. Он увидел и их фигуры, склонившиеся над его следами и о чем-то спорящие. Их было четверо – бородатых, с непокрытыми головами, совершенно нагих. Увидев эту странную картину, Маттотаупа вспомнил, что говорил Четан, прискакавший в стойбище ночью.

Маттотаупа встал. Его шатало; почему – он сам не знал, но все же удержался на ногах и громко крикнул, куда сильнее, чем говорили между собой эти четверо призрачных голых людей:

– Хий-е-хе! Хий-е-хе!

Он увидел, как все четверо разогнулись и приветственно подняли вверх свои худые руки. Издавая беспорядочные крики, они бросились, спотыкаясь, к холму, на котором Маттотаупа снова опустился на землю. Только голову и одну руку он держал поднятыми вверх, чтобы эта четверка не упустила его из виду и не потеряла направление. Их тоже пошатывало из стороны в сторону, они смеялись и рыдали и казались индейцу полусумасшедшими. Может, они сбились с пути и погибали от жажды.

Наконец они добрались до подножия холма. Один из них хотел тут же вскочить на мустанга, но просчитался. Животное лягалось и кусалось, и этот плотный человек, не являвший собой чудо природы, от испуга и слабости опрокинулся навзничь в траву.

Маттотаупа соскользнул по склону холма и осмотрел четырех индейцев, которые сгрудились вокруг него, наперебой расспрашивая кто о чем, как будто они и в самом деле потеряли рассудок.

– Джо, Генри, Билл, Шарлемань! – сказал индеец, который, невзирая на все, что пережил, и вопреки жестокой боли в своих растянутых запястьях, был гораздо рассудительнее остальных. – Я поведу вас к блокгаузу Беззубого Бена, и вы меня слушайтесь. Я сказал, хау!

– Он знает наши имена. Черт, как повезло, он знает нас! Черт, индеец, ты… э… э… ой-е-ей!

– Топ я. Помолчи теперь, Билл Петушиный Боец. Мы уже однажды встречались. Но в этот раз не кончится тем, что вы меня свяжете. Прими это во внимание, Кровавый Билл!

– Но, брат… мой лучший…

– Заткнись!

Индеец подхватил Генри, у которого силы были на исходе, поднял его на мустанга и повел с конем в поводу колонну измученных и беззащитных.

Если дакота не учуют эту небольшую процессию, если они по каким-то причинам отказались от преследования, то была возможность спастись.

В то время как пятеро человек из последних сил брели по прерии в сторону Найобрэры, в блокгаузе Беззубого Бена уже все только и говорили что об уничтожении целой группы изыскательской экспедиции. Никто не знал, откуда пришли эти слухи, никто не мог привести никаких подробностей, но всюду, где собирались вместе звероловы, охотники, разведчики и торговцы, шли разговоры об этом. И всюду в глуши, где полным ходом велись изыскательские работы, воцарялись тревога и страх.

В блокгауз Беззубого Бена на южном берегу Найобрэры заглядывали люди, достаточно далекие от тех мест, где должна была проходить будущая магистральная железная дорога, чтобы чувствовать себя в безопасности, но и достаточно близкие, чтобы жадно впитывать все новости об этом. Тем активнее шла продажа бренди в розлив в темном помещении блокгауза, освещенном смоляными факелами. Сам Бен, хозяин заведения, чутко прислушивался ко всему, что рассказывали его клиенты, чтобы потом передавать новости дальше – раздувая их или, наоборот, разбавляя пожиже, в зависимости от того, какой ему попадался слушатель: мужественный или слабонервный.

Вот и снова в блокгаузе настал вечер, наполненный запахом бренди, табачным дымом и облачками слухов. За дальним угловым столом слева, который фигурировал в рассказе Шарлеманя Биллу, сидел низкорослый парень, по самые глаза занавесившись черными волосами. Он выпил уже довольно спиртного; рука у него дрожала, и из каждого стакана он немного проливал. Пальцы от этого были мокрые; он бестолково возил ими по лицу; трезвому и смотреть-то на него было противно. Но мысли этого человека все еще работали.

– Куда пропал Рыжий Джим? – крикнул он трактирщику, который обслуживал другой стол.

– Сегодня обязательно придет! – прошамкал Беззубый Бен.

Два года назад, во время восстания восточных дакота в Миннесоте, он лишился всех зубов, и с тех пор к нему приросло прозвище Беззубый.

– Вот уж удивит меня! – крикнул в ответ пьяный.