Приходя в блокгауз, он избегал Бена и его жену, но иногда разговаривал с их дочерью. Она ему не нравилась, потому что была белобрыса и болтлива, но от нее легче всего было узнать то, что его интересовало. Однако девушка была не только болтлива, чем Харка пользовался, но и любопытна, и юный индеец догадывался, что родители подбивают ее выпытывать у него сведения. Поэтому он держался настороже и не говорил ни одного лишнего слова. Чаще всего он встречал эту Дженни в загоне, отведенном для лошадей, с южной, торцевой стороны дома. Судя во всему, она его высматривала, и, когда он там появлялся, она приходила под каким-нибудь предлогом и заводила с ним разговор. Харке шел четырнадцатый год. А девушке было семнадцать или восемнадцать, но она была на голову ниже его.
Однажды утром, когда Харка повел поить своего коня, она сидела на заборе и смотрела на него, но он не отвечал на ее взгляд.
– Летом здесь будет весело, Харри. Может, и ты к тому времени подрастешь!
Индеец не ответил.
– Джим скоро выздоровеет. Он уже может говорить и ругает моего отца ростовщиком.
Индеец не ответил.
– А сколько Джиму лет?
– Спроси у него.
– Он говорит, что сам не знает.
– Тогда откуда мне знать?
– А Джим женат?
– Спроси у него.
– Нет, у него я спрашивать не буду. Еще подумает что-нибудь. А ты не хочешь наколоть нам дров, Харри?
– Нет.
– Ты настоящий бродяга. Ты цыган.
Индеец на это не ответил, но и не ушел на водопой. У него было такое чувство, что у девушки вертится на языке какая-то новость. В минувшие солнечные дни в блокгаузе побывало несколько гостей, белые с подкованными лошадьми. Харка заметил это по оставленным следам. Один из них прибыл с запада и потом ускакал на восток.
– Бродяга ты, точно тебе говорю. Наймешься летом на службу в скауты?
– К кому это?
– Южные штаты терпят поражение. Самое позднее к лету наступит мир. И тогда возобновится строительство железной дороги.
– Если война кончится, у них и без меня хватит людей в скауты.
– Это верно. Для вас важнее кое-что другое.
– Что же?
– Золото.
– Мне ваше золото ни к чему.
– Наше золото? Если бы оно было наше!
– И кому же оно принадлежит?
– Горе. А гора молчит. Или рычит.
Харка наполовину отвернулся от девушки, чтобы она не могла видеть его лицо.
– Харри, а привидения бывают?
– А что это такое?
– Я не видела ни одного. Но они бывают.
– А чего тогда спрашиваешь, если знаешь?
– Отец говорит, что в пещеру он больше не ходок, а Джим тоже сыт по уши. Пока.
– А Бен уже бывал в пещере?
Харка пытался задать этот вопрос безучастным тоном. Вряд ли ему это удалось, но она, казалось, не заметила его волнения или не приняла его во внимание.
– Два года тому назад, – беззаботно рассказывала она. – Два года назад отец был в пещере. И повстречал там Джима! А обстановка там, скажу я тебе. Извилистые ходы, вода, темнота – и посреди всего этого отец натыкается на Рыжего Джима. Почти два года прошло, весной дело было.
– Как это Джим его не убил?
Девушка захихикала:
– Отец пообещал, что больше его ноги там не будет. И Рыжий Джим сохранил ему жизнь.
– Два года назад?
– Весной. Снег только сошел.
Теперь Харка полностью скрывал, что в нем происходило. Он поглаживал коня.
Девушка обрадовалась, что индеец на сей раз так долго выдерживал беседу с ней. Она заметила, что нашла тему, способную его задеть, и во что бы то ни стало хотела выведать, не известно ли ему что-нибудь про пещеру и золото, которое его отец и Джим напрасно искали. Но тут она сделала один неловкий ход:
– Топ и ты, вы ведь из рода Медведицы?
Харка с удовольствием отшвырнул бы ее с дороги пинком за то, что она посмела коснуться вопроса, причиняющего ему боль. Но он снова овладел собой:
– А тебе-то что?
Девушка не посмела высказать напрямую ту комбинацию, какая сложилась у нее в голове. Она уклонилась в сторону:
– Дело в том, что следующим летом надо ждать карательную экспедицию. Индейцы из рода Медведицы минувшим летом отравили группу, которая вела изыскательские работы.
– Значит, будет война?
– Почему война? Карательная экспедиция.
– Свободных мужчин никто не может покарать. С ними можно только воевать.
– Думай что хочешь! Ты индеец, был им и останешься, проклятый дакота.
– Хау.
– Отравители, курокрады, негодяи эти сиу. Истребить их всех под корень, говорит мать.
– Вот и иди к своей матери, работай, как тебе положено.
Харка надел свои снегоступы и ушел в прерию. Он взял с собой копье, которое только что сделал. Девушка показала ему в спину язык, глянула на небо, которое затягивалось тучами, и побежала к чертыхающейся матери, чтобы еще наколоть дров.
Этот день начинался ясным, с румяной зарей, в свете которой посверкивали кристаллики снега. Но когда юный индеец уходил от блокгауза, наползли тучи, сбились в плотную стену, заслонившую солнце так, будто хотели похитить у земли свет. Харка торопился, чтобы добраться до своего иглу еще до бурана.