Изгнанницы

– Видите ли, мэм, там не одно правонарушение.

– Начните с самого тяжкого.

Он вздохнул.

– Ну… Во-первых… ей вменяется в вину серьезное преступление. Гнуснее и не придумать.

– А именно?

– Покушение на убийство.

Надзирательница вздернула бровь и посмотрела на Эванджелину.

– Я не… – начала было та.

Женщина выставила перед собой ладонь. Потом опустила глаза, продолжая писать в книге.

– Кого она пыталась убить, констебль?

– Горничную, которая находится в услужении у… э-э-э, – он пошарил взглядом по листку, – у Рональда Уитстона, проживающего по адресу: Сент-Джонс-Вуд, Бленхейм-роуд, дом двадцать два.

– Способ покушения?

– Мисс Стоукс столкнула ее с лестницы.

Надзирательница подняла голову. И уточнила:

– Жертва… не пострадала?

– Похоже на то. Перепугалась страшно, но в целом… полагаю, что нет, не пострадала.

Краем глаза Эванджелина заметила смутное шевеление в том месте, где пол соединялся со стеной: из трещины в плинтусе, с трудом протискиваясь в щель, вылезала тощая крыса.

– Так, с этим разобрались. Что еще?

– В комнате мисс Стоукс была обнаружена фамильная драгоценность, принадлежащая хозяину дома.

– Какая именно драгоценность?

– Перстень. Золотой. С очень дорогим камнем. Рубином.

– Мне его подарили, – вырвалось у Эванджелины.

Надзирательница опустила перо.

– Мисс Стоукс, вам уже было сделано два замечания.

– Простите. Но…

– Вы больше не произнесете ни слова, если только к вам не обратятся напрямую. Ясно?

Девушка с несчастным видом кивнула. Смятение и беспокойство, весь день придававшие ей собранности, уступили место опустошающей апатии. Эванджелина почти отстраненно подумала, не упадет ли сейчас в обморок. Может, и упадет. Надо полагать, милосердное забытье будет лучше всего этого ужаса.

– Стало быть, нападение и кража, – подытожила надзирательница, не поднимая головы от бумаг. – Это все вменяемые ей преступления, констебль?

– Да, мэм. А еще она… тяжести.

– Понятно.

– Нагуляла ребенка, мэм.

– Я поняла, что вы имели в виду, констебль. – Женщина подняла на него глаза. – Таким образом, мисс Стоукс обвиняется в покушении на убийство и похищении имущества?

Полицейский кивнул.

– Хорошо, – вздохнула она. – Можете идти. Я сама сопровожу заключенную в камеру.

Как только мужчины друг за другом покинули комнату, надзирательница склонила голову в сторону Эванджелины.

– Надо думать, тяжелый у тебя нынче выдался денек. Не хочу тебя расстраивать, но дальше будет еще хуже.

Эванджелина ощутила прилив благодарности. Впервые за весь день к ней кто-то отнесся почти по-доброму. На глаза навернулись слезы, и, хотя девушка запретила себе плакать, они все равно побежали по щекам. Скованными руками их было не вытереть. Некоторое время в комнате слышались только ее сдавленные рыдания.

– Мне придется отвести тебя вниз, – наконец проговорила надзирательница.

– Все было совсем не так, как он сказал, – всхлипнула Эванджелина. – Я… я не…

– Не сотрясай воздух попусту. Мое мнение здесь ровным счетом ничего не значит.

– Но мне очень не хочется, чтобы… чтобы вы обо мне дурно думали.

Ее собеседница сухо рассмеялась:

– Ох, девонька. Непривычная, видать, ты ко всему этому.

– Так и есть. Совсем непривычная.

Отложив перо и закрыв амбарную книгу, надзирательница поинтересовалась:

– Снасильничали тебя?

– Что, простите? – непонимающе переспросила Эванджелина.

– Тот мужчина взял тебя силой?

– А-а. Нет. Нет.

– Значит, по любви, да? – Надзирательница со вздохом покачала головой. – Обманул он тебя? Ну что ж, на собственной шкуре убедилась, что мужикам верить нельзя. Да и бабам, по правде говоря, тоже: полагаться в этой жизни можно только на себя. Чем раньше ты это поймешь, тем лучше. Вот так-то, девонька.

Она пересекла комнату, открыла шкаф и достала оттуда два куска коричневой мешковины, деревянную ложку и оловянную кружку. Обмотав тканью ложку с кружкой, затянула узел бечевкой, а получившуюся петлю надела на связанные руки Эванджелины. Потом взяла со стола подсвечник, вытащила из выдвижного ящика связку ключей и сделала арестованной знак следовать за собой.

– На вот, – сказала надзирательница, когда они вышли в коридор, – возьми! – И протянула Эванджелине горящую свечку, которую та неловко держала, капая расплавленным воском на большие пальцы, пока женщина запирала замки.

От дешевой сальной свечи сильно пахло бараньим жиром: Эванджелина видела такие, когда сопровождала отца, навещавшего бедных прихожан.

Они прошли вниз по коридору, мимо шипящих светильников, и спустились по лестнице. У главного входа надзирательница повернула налево, в открытый внутренний двор. Эванджелина проследовала за ней, стараясь не поскользнуться в темноте на сырых булыжниках и прислушиваясь к стонам продажных женщин. Ей хотелось приподнять подол, но из-за наручников сделать это не представлялось возможным. Намокшие юбки шлепали по голым щиколоткам. Свеча освещала только несколько футов впереди, пройденный путь скрывала тьма. По мере приближения к противоположной стороне двора крики становились все громче.