Изгой

Оболиус уже дошел до того состояния, когда терпеть больше нет сил и мечтается об избавлении от мучений любой ценой. Только где же тут, в пути, лекаря взять? Может, учитель поможет? Парень с сомнением посмотрел на спящего хозяина. У старика вообще ни одного зуба не осталось. Интересно, как они там у себя в Кордосе зубы рвут? Клещами или своим Искусством?

Подросток согнал Бульку со старика и в нерешительности замер. «Вот разбудишь сейчас, – думал он, – так вместо помощи еще палкой бока намнет за то, что потревожил». Вернувшись на свое место, Оболиус, оставшись наедине со своим горем, тихонечко заскулил.

Толлеус сейчас же очнулся и сотворил маленький светляк. Помощник притих, но старик заметил, что тот не спит, и, жмурясь от яркого света, спросил, что за шум. Пришлось покаяться и извиниться за беспокойство.

– Больные зубы, – в задумчивости пробормотал искусник. – Отлично помню! – С этими словами он затих, а светляк, оставшись без подпитки, стал потихоньку угасать.

«Опять уснул, – мелькнула в голове ученика мысль. – Бить не будет». Но он ошибся – из темноты прозвучал голос хозяина:

– Подойди-ка сюда! – При этом угасший было светляк снова начал разгораться.

Можно было убежать, но на самом деле парнишке уже было все равно, накажут его или нет. Кроме того, в подсознании теплилась надежда, что искусник хочет помочь.

– Который? – спросил Толлеус, когда ученик приблизился.

Оболиус ткнул пальцем куда-то себе за щеку и сейчас же скривился от боли.

– Ясно, – коротко бросил старик, хотя что ему могло быть ясно – непонятно. В лучшем случае определил область челюсти «сверху-снизу», «справа-слева».

– Сейчас попробуем! – обнадежил кордосец и, не вставая, принялся собирать фрагменты плетения.

Ученик присел, баюкая щеку. Краем глаза он поглядывал на то, что делает старик, но ничего не понял. Впрочем, сосредоточиться ему мешал зуб.

– Вот! – объявил Толлеус, своим возгласом вырвав подростка из прострации и прилаживая к его челюсти сформированное плетение.

Оболиус лишь уныло вздохнул: ничего не произошло.

– Сейчас подключим к нерву! – приободрил старик.

Парнишка взвыл, подскочив удивительно высоко для своей комплекции.

– Немного кольнет, – запоздало предупредил искусник. – Ну как? – тут же поинтересовался он.

Оболиус прислушался к своим ощущениям: боли не было. Он осторожно потыкал языком в проблемное место, потом провел ладонью по щеке. Лицо с одной стороны утратило всякую чувствительность. Надо сказать, не очень приятно, но все равно после нескольких часов пытки это как вода в пустыне для страждущего.

Разглядев счастливую улыбку помощника, старик не стал дожидаться ответа и скомандовал:

– А теперь спать! – после чего погасил светляк.

Но Оболиус не послушался. Он лежал и думал об Искусстве, пожалуй, впервые оценив реальную пользу от него, а не только как возможность похвастаться перед товарищами. Искусство всегда преподносилось как чистое зло, отравляющее сознание. Настоящий путь к просветлению – это чародейство. Было много историй, подтверждающих данный факт. В них благородный чародей всегда побеждал гнусного искусника, мечтающего поработить добрых людей или просто затевающего что-нибудь отвратительное.

Правда, ни Толлеус, ни кордосцы из посольства не показались парню чудовищами во плоти. Да, немного странные, и только. Старик вон помогает даже, ни разу не бил по-настоящему, хотя поводы были. Бывает, конечно, посохом пихнет, но это не в счет. Родная бабка другой раз из-за сущей мелочи за розги хватается, не жалеет. Так что, наверное, злость искусников придуманная. Даже если войну вспомнить – это ведь оробосцы на них первые напали! Конечно, поделом им, нечего на чужие земли смотреть, но все же нечестно так… А еще в той войне кордосцы победили. «Победили» – громко сказано. Ведь победа – это вражеские солдаты, грабящие горящий Широтон. Но прекратить войну решили они, и оробосский император с этим согласился. И бои в ту пору шли на территории Оробоса, а не наоборот. Это вообще никак не стыкуется с привычным утверждением о том, что Искусство ничтожно. Где же тогда правда, чему верить? А если вспомнить Никоса, то и вовсе все встает с ног на голову. Этот мейх Оболиусу понравился. Он был одновременно и чародеем и искусником, при этом говорил, что это две половинки целого, а не вечные противники вроде дня и ночи. Сказать по правде, парню даже хотелось стать похожим на Никоса и тоже уметь все-все-все.

Получается, что то, чему учили с пеленок, нужно забыть, как глупости, которыми пичкают детей, пока не выросли. Но ведь во вред Искусства верят не только дети, но и все взрослые, каких Оболиус знал. Не могут же они ошибаться, они же взрослые? Или могут? Но тогда все оробосцы – как те дети, которые верят в сказки о великанах и говорящих животных.