Изгои

Я заметила, как к Иффе подошел какой-то мужчина. Он заговорил с ней первым, а она молча слушала. Договорив, мужчина будто бы ожидал ответа, но Иффа молчала; тогда он снова начал о чем-то говорить, коснулся ее локтя, но она что-то резко ответила, отдернув руку. Мужчина опять заговорил, а Иффа слушала, опустив голову. Когда он замолчал, она продолжала стоять, не говоря ни слова. Они замерли на минуту, потом Иффа подняла голову и что-то ответила, делая шаг назад. Мужчина кивнул, и она подбежала к нам.

– Что он хотел? – сразу же спросила я.

Иффа хотела ответить, открывала рот, но не издавала ни звука. У нее заблестели глаза от слез. Она продолжала открывать рот, точно рыба, брошенная на сушу, и молчала, а слезы уже текли по ее щекам.

Я встала и схватила ее за плечи.

– Что случилось, Иффа?!

Я спрашивала еще несколько раз, но она молчала. Джундуб закашлял и перевернулся на другой бок. Иффа посмотрела на него, и я последовала за ее взглядом. Из-за куртки, которой был укрыт брат, его почти не было видно – только черные волосики на голове и рука, сжатая в кулачок, который он прижимал к лицу.

Взглянув на него, Иффа отпрянула от меня и сказала взволнованным голосом:

– Никуда не уходите, ладно? Я сейчас приду.

– Что такое, Иффа? Что происходит?

– Никуда не уходите. Я скоро вернусь, – сказала она, отходя назад.

Иффа подбежала к мужчине, ожидавшему ее, и что-то сказала ему. Он улыбнулся.

Я наблюдала за тем, как худенькая фигурка Иффы все дальше удаляется вместе с этим незнакомцем, и не могла поверить своим глазам. Мне хотелось догнать их, но я не могла оставить Джундуба одного.

Тот час, что не было Иффы, запомнился мне смутно и прошел очень болезненно. Я помню лишь, как сидела, уткнувшись взглядом туда, где последний раз видела сестру, и внутри меня все бушевало, металось, сгорало от ярости, смущения и даже омерзения. Страх парализовал душу, паника охватила сердце и разум, мне хотелось заплакать, но не могла от испытываемого ужаса.

Я настолько погрузилась во внутреннее самобичевание, что заметила Иффу, лишь когда она совсем близко подошла к нам. Ее всю трясло. Она села рядом с Джундубом на картон и около часа плакала. Кузнечик проснулся от ее рыданий, которые переходили в грудной кашель – такими сильными они были, – и не решался даже дотронуться до нее, как и я. Мы сидели в тишине, слушая, как Иффа плачет, и, глядя, как слезы пропитывают ее одежду, а глаза опухают и краснеют.

Спустя какое-то время, она успокоилась, вытерла слезы, всхлипывая, потом вздохнула и достала из кармана деньги. Заметив сложенные купюры у нее в руке, меня окатила новая волна ужаса.

– Что ты сделала? – и снова я не узнала своего ледяного голоса, как тогда, в Заатари.

– Ничего такого, – кротко ответила она.

– Что ты сделала, Иффа?!!

– Ничего! – закричала она в ответ. Потом, уже спокойнее, добавила:

– Ничего дурного.

Почувствовав напряжение и мой страх, Джундуб начал плакать, но его плач был похож скорее на хрип из-за простуженного горла. Я обняла его, с беспокойством приметив, что он стал еще горячее.

– Сколько там? – спросила я через силу. Мне хотелось вышвырнуть эти грязные деньги, хотелось дать пощечину Иффе, как дал когда-то отец. О боже, неужели все это действительно с нами происходит?

– Хватит на лекарства, еду, ночлег и даже на билеты, – ответила Иффа, чуть приободрившись от сказанного.

– Хорошо, – выдохнула я. – Пойдем сначала в аптеку.

Я хотела зайти за лекарствами вместе с Иффой, но она настояла, что сама справится, дав понять, что знает немецкий и английский лучше меня. Мы с Джундубом ждали ее неподалеку от аптеки. Джундубу стало совсем нехорошо, и он еле стоял, уткнувшись лицом мне в бедро. Когда лекарства были куплены, мы прошлись вдоль домов в поисках жилья, и встретили на окраине города женщину, согласившуюся сдать нам домик, который остался после ее бабушки.

– Условия не очень хорошие, – на немецком сказала арендаторша. – Мы собираемся этот дом сносить.

Она оглядела нас и добавила:

– Зато там тепло.

Зайдя внутрь, мы сразу же оказались в гостиной, соединенной с кухней. В доме пахло затхлостью и пылью. В гостиной стоял стол, несколько стульев и кресло-качалка, кухонная раковина заржавела и выглядела отталкивающе. Я подошла к окнам, занимавшим всю стену, и отодвинула шторы. Свет проник в дом, привнеся уют; частички пыли кружились, освещаемые лучами солнца. Иффа пошла за продуктами, а я осталась ухаживать за братом. Согрела чайник, нашла в старых ящиках соду и соль, развела с горячей водой, чтобы Джундуб прополоскал горло. Лекарства Иффа оставила на столе, и я проследила, чтобы каждое было использовано.

Когда сестра вернулась, Джундуб уже спал, укрытый всеми пледами, какие я только нашла. Я разбирала пакеты, но голос Иффы, вернувшейся с комнаты, заставил меня обернуться:

– Смотри, что я нашла в шкафу.

Иффа покружилась в старом, накрахмаленном платье с небольшой дыркой на талии, вероятно от моли.