Изгои

На удивление смена закончилась быстро. За час до своего отхода Эрни дал мне талон на обед, который я сразу же после его ухода променял на сам обед. А именно на: гамбургер, картошку, пирожок и напиток. Ресторан закрылся в 23:00, за полчаса до наступления комендантского часа. Те, кто живет далеко, ушли раньше. Мы с Мэттом закрыли само здание. Закрыли зал. Оставили открытой только кухню. Пока я готовил свежее мясо, он подогревал гамбургеры и занимался напитками. Картошка купалась в масле. Таймер звенит, извещая нас о том, что пора бы прекратить купать картошку.

Это был самый лучший ужин в моей жизни. Мы болтали о разных вещах, словно между нами не было того заслона, который был воздвигнут  темой о шпионе. Делились соображениями о разных идеях и проектах. Я скучал по такому общению, и вот оно накрыло меня с головы до ног. Поедая свежую картошку, я запивал ее свежим напитком, заедая все свежим и не совсем свежим гамбургером. Мясо еще готовится. Совсем скоро мы попробуем бесплатно самое дорогое блюдо в закусочной. О да. Ради такого можно и каждый день оставаться. Но Мэтт говорит: не стоит. Если таким и заниматься, то раз в 5-6 дней. А то непременно заподозрят, что в твою смену так много списываний.  Тактика Мэтта проста: один день он пирует, остальные 5-6 старается списывать меньше всего или вообще делать уравнение. Уравнение – это когда количество списанного товара одно и то же на протяжении недели или двух. Ничего сложного: не списывай больше нужного. Иногда то, что нужно списать попадает на стол к посетителю, а потом жалоба, сто раз обговоренная с другими беседа, и плюс списанное дорогое блюдо на столе у «дурака-посетителя».

– По домам нет смысла разъезжаться. Так что подготовим ресторан к открытию и спать.

– Хорошо.

– До прихода Эрни я приготовлю себе лучший кофе. Хочу попробовать его.

– Ты так и живешь? На таких вот ужинах?

– Да. И если будешь пай-мальчиком, оставлю тебя в доле.

– Я подумаю.

                       Мясо готово! Приятного нам аппетита.

Меня отпустили пораньше. Видимо переработка дала свое. Я поплелся домой по серым улицам. Погода решила разреветься. «Как бы не по шпиону» думал я. Никаких вестей ни от него, ни от Les miserables. Я все же надеялся на лучшее, но мысли мои уже оплакивали его. Я не гуляю. Полиция все так же крутится у моего дома. Думает, будто шпион нагрянет в тот парк проверить послания. Если они его ищут – значит, он жив, и он на воле. Или они хотят поймать рыбку покрупнее. В общем, я не гуляю по ночам. Скучаю по своим прогулкам. Пускай их было 2, но они были великолепны. Стоили риска. Иногда я наблюдаю за полицейскими, слегка открывая штору. Они сидят на лавочках и ждут. Иногда прячутся. Но в основном им лень что-то делать. Днем они, конечно же, не такие. Другие. Защитники порядка. Днем они покажут кузькину мать и приголубят всех, кто к ним стремится. Ночью же они напоминают людей. Пока их никто не видит. Может быть, и им не нравится наш режим. Если полиция поднимется на бунт, то есть надежда на успех. Но этого не произойдет. Партия вылавливает тех, кто может ослушаться приказа и увольняет их. Избавляется от них, отправив в нищенские районы. Убить их она не может. Поэтому просто на произвол судьбы выбросит. Так было и с Анной. Эрни, сволочь!

Жизнь стала налаживаться. Наши отношения с Мэттом текут в прежнем русле. Каждую неделю мы остаемся в ресторане, устраивая себе пиршество из списанных недавно товаров. Мэтт говорит, что нельзя много списывать, иначе непременно заподозрят неладное. Он прячет списанные днем гамбургеры в холодильнике, затем мы их подогреваем и употребляем в пищу. Формально гамбургер должен быть выкинут через час после того, как его выложили на раздачу. Но мы-то с Мэттом знали, что и через 8 часов он может быть употреблен.

Пару раз мы отдавали посетителю простоявшиеся гамбургеры, чтобы вечером себе приготовить новые. Мы полностью драили весь ресторан перед приходом Эрни. Начинали утро с хорошего кофе, какое крайне редко подаем посетителям, думающим, что пьют они только лучшей пробы кофе. Дураки. Мэтт мне сказал, что ради экономии товара, а именно, чтобы хватило ему, нужно подавать посетителям разный кофе. Кому-то хороший, кому-то дешевый. Мы покупаем его в соседнем магазине. И люди не ощущают разницы. Они не понимают, что тот кофе, который они попивают в семейном кругу дома, такой же, как тот, какой отдаем им мы.

О шпионе все окончательно забыли. Даже я потихоньку забывал. Меня уже не интересовала его судьба. Жив и ладно. Мертв и ладно. Я относился к нему как все – с легким затемнением рассудка. Не знал, был ли он в реальности. То, что был, мне говорил Мэтт. Мы пару раз возвращались к теме шпиона. Он говорил, что подозревал меня, так как я отлично подошел бы на эту роль. Но потом говорил, что он, видно, ошибся, посчитав, что я могу предать Партию. Впрочем, он не смог с точностью ответить, что и он бы смог предать Партию. Мы оба трусы, мечтающие о лучшей жизни. Но если я таким трусом оставался и сейчас, Мэтт определенно труса в себе убил….