Изгой

Льюис восхищался отцом и одновременно сторонился его, как незнакомца. С появлением Гилберта дом преобразился. Военную форму никто не сжег, и она висела в шкафу в гостевой комнате. Льюис предпочел бы, чтобы отец носил форму и оставался далеким героем, а не ходил рядом и не вмешивался в их жизнь. В костюме и твидовой куртке у Гилберта был более домашний вид, однако для Льюиса он оставался чужаком, притом внешне знакомым, и от такого противоречия голова шла кругом.

В ночь, когда Гилберт вернулся, они с Элизабет занимались любовью – сначала робко и неуклюже, как будто в первый раз, а потом жадно и с прежней страстью. После Элизабет заплакала слезами благодарности, а Гилберт прижал ее к себе и спросил: «Что с тобой?» Можно подумать, сам не знал.

– Дома непривычно, да?

– Само собой. А какого еще ответа ты ждешь?

– Даже не знаю. Мне хочется залезть тебе в голову. Хочется понять, что ты испытал, о чем сейчас думаешь. Понять, счастлив ты или нет. Ты никогда ничего не рассказываешь.

– А, ладно. Я думал о том, как здорово валяться на настоящей простыне.

– Да ну!

– А что такого? Еще о том, что ужин был вкусный.

– Прекрати!

– Честное слово! Можешь считать меня примитивным.

– Так что, в Северной Африке желе не дают?

– Вообще-то на Рождество нам давали желе.

– Что же ты Льюису не сказал? Он бы лопнул от восторга!

– Кстати, о себе расскажи. Как ты провела войну, дорогая?

– Очень смешно.

– И все-таки.

– Я знаю, что кошмарно пишу письма, но в общем мне нечего к ним добавить.

– Занималась Льюисом?

– Да, и в основном сидела дома. В город редко выбиралась.

– Не тоскливо было одной?

– Конечно, тоскливо. Но пару раз заезжала Кейт, когда ей удавалось вырваться. И Льюис – настоящий друг.

– Ты его балуешь.

– Да нет. Я ему не потакаю.

– Ничего, скоро начнешь.

– Тебе завидно?

– Разумеется, нет. Но я не понимаю, почему ты не нашла ему няню. У тебя было бы больше свободного времени.

– Будь у меня хоть немного больше времени, я бы за пару минут надралась до полной отключки.

– Лиззи!

– Господи, да на что бы я тратила это свободное время? Ездила бы в гости к Клэр Кармайкл или Бриджет Каргилл? Или в город, где попала бы под бомбежку и меня бы по кускам собирали?

– Что за выражения?!

– Не занудствуй!

– В сентябре он поедет учиться.

– Да, поедет. Хотя, по-моему, восемь лет – слишком рано.

– Всем остальным тоже будет по восемь. Ты станешь по нему скучать.

– А он по мне.

– Школа пойдет ему на пользу.

– Наверное.

– Я вернулся, и тебе уже не будет так одиноко.

– Ты будешь приходить домой по вечерам?

– Да, каждый вечер.

– Прямо не верится.

– Я знаю.

– И если я усну, ты никуда не денешься? И завтра тоже?

– Конечно! И еще, Лиззи, тебе правда интересно, о чем я думаю? Я думаю, что… – Он запнулся.

– Эй, ты плачешь? Перестань, не надо ничего рассказывать!

Глава вторая

Рождество, 1947 год

Дики Кармайкл мечтал о холле высотой в два этажа, как в некоторых домах, чтобы поставить к Рождеству гигантскую ель, однако пришлось довольствоваться тем, что есть. На фоне темных деревянных стен нынешняя елка смотрелась вполне пышной и нарядной. В старом доме все замыслы не реализуешь, и неплохо бы построить новый, по своему вкусу. Тюдоровский особняк Кармайклов был вытянутым, с анфиладой комнат. Основная часть праздника намечалась в гостиной с тремя каминами и арочными окнами. Из напитков планировались пунш и шампанское; столы а-ля фуршет накрыли в двух залах. Продукты еще выдавали по карточкам, и Клэр окрестила мероприятие «гонг без обеда». Она наняла двух девушек в помощь экономке и велела растопить камины на первом этаже.

Праздничный обед устраивали каждый год: не столько ради Нового года, сколько ради общения. Поскольку время было дневное, многие брали с собой детей. Им полагалось играть в маленькой столовой или в розовой гостиной, которая на самом деле была красной – когда-то именно она использовалась как столовая, так как располагалась ближе к кухне. Дети сидели под присмотром нянь, но постепенно вырвались на волю и играли в прятки или в «найди убийцу» на втором этаже. Нянечки умыли руки и, усевшись у камина с младшими детьми на руках, доедали остатки торта.

Наконец приготовления завершились, серебряные приборы были начищены до блеска, а бутылки и бокалы – расставлены в идеальном порядке. Кит Кармайкл лежала на животе под наряженной елкой. Мимо пробегали то горничная, то мама, то Дики: что-то куда-то несли или отдавали распоряжения. Кит было ужасно некомфортно в праздничном платье с оборками, резинка на талии царапалась, волосы заплели в тугую косу, и кожу немилосердно тянуло. Вскоре суета стихла, и прислуга отправилась в кухню обедать перед приходом гостей. Родители были в библиотеке, а Тэмзин куда-то запропастилась – наверное, сидела у себя в комнате и дулась, что ей придется играть с малышами в свои одиннадцать. Лучшая часть праздника наступала вечером, после того как детей уводили по домам.