Изгой

– Гилдфорд двести тридцать семь.

Мэри Нэппер просила прощения, что не может прийти – к ним внезапно приехала Джоанна. Стоило Тэмзин положить трубку, как позвонила Дора Каргилл: они с мужем заболели и вынуждены отменить визит. Следующим был дворецкий Тернбуллов, за ним Дэвид Джонсон и Притчарды. Все очень сожалели о вынужденном отсутствии.

Кармайклы сели за один конец стола и велели подавать обед. Экономка и горничная вдвоем внесли говяжий бок, рассчитанный на шестнадцать персон, и поставили перед Дики. Тот взялся за разделочный нож.

Горничная осталась убрать лишние тарелки и, закончив, посмотрела на Дики. Она не ожидала, что тот заметит, однако не отвела взгляда, и хозяину пришлось отвернуться первым.

Экономка принесла овощи.

– Оставь, – велела Клэр, – мы сами справимся.

Она разместила блюдо на столе рядом со своим местом, и прислуга молча вышла. Стало тихо и тепло.

– По радио передали, – сказала Тэмзин, – что дождей не было с шестнадцатого июня.

– Надо же, так долго. Конечно, лето выдалось ужасно сухое, но такого я не ожидала, – отозвалась Клэр.

– В саду все пожухло.

– Мы ухаживали за ним, как могли.

– Для грозы не хватает влажности.

– Да, воздух очень сухой, правда?

Они продолжали беседовать. Время от времени Дики вставлял реплику, и все трое обменивались улыбками, однако эти улыбки никак не были связаны с темой разговора.

– Раз уж так жарко, – проговорила Кит, – можно я после обеда пойду искупаюсь?

– Говорят, водохранилища высыхают, – произнес Дики, не отрываясь от тарелки и старательно нарезая говядину, несмотря на боль в руках.

– Надеюсь, они не введут дурацкие ограничения на воду, – сказала Клэр.

– Мам? Можно мне пойти искупаться?

– Помните, как в тридцать восьмом, когда запретили принимать ванну?

Тэмзин засмеялась. Кит почти впала в отчаяние. Они ее не слышат?

– Я спрашиваю, можно мне искупаться после обеда?

Дики, Клэр и Тэмзин разом умолкли и обернулись к Кит. А потом продолжили беседу.

– Робинс разговаривал с мальчишкой, который по вторникам приходит за овощами, и тот сказал…

Кит встала из-за стола – никто не обратил внимания. И едва не засмеялась – с этим глупым бойкотом они вели себя как школьники. Однако не стала смеяться, просто придвинула стул к столу и вышла.

Кит поднялась наверх. В груди появилось жжение, оно нарастало с каждой секундой, и она поняла – то невыплаканные слезы. Как горько, что их невозможно выплакать. Лучше не думать о том, что семья ее ненавидит, и о том, что сделал бы отец, застав ее одну, и о Льюисе – о его поступке и о том, какой грустный и безнадежный был у него вид в их последнюю встречу. Она сильная, она справится со своими мыслями, не выдаст себя и будет смелой. Смелой, только не счастливой. Кит вошла в свою комнату и закрыла дверь.

Опустившись на колени у кровати, она принялась собирать с пола пластинки, стараясь не думать о том, что мир жесток и как будто надломлен, и она сама надломлена, и некому ей помочь. Она совсем одна, слабая и разуверившаяся. Слезы жгли глаза, Кит безуспешно старалась их не замечать, злилась и роняла пластинки.

Дверь открылась, Кит вскочила на ноги. На пороге возникла Клэр. Она не отпускала дверную ручку, как будто подчеркивая, что не намерена задерживаться. От ее взгляда Кит почувствовала себя нежеланной гостьей в собственном доме.

– Ты поедешь в «Сент-Фелисите» раньше, – заявила Клэр. – И можешь остаться там на два года. Я позвонила перед обедом. Отправишься на поезде в среду. На каникулы лучше не приезжай. К концу учебы тебе будет почти восемнадцать. Все ясно?

Кит посмотрела матери в глаза и отчеканила:

– Более чем. Кстати, мама, ты не думала, что после моего отъезда снова наступит твоя очередь?

Клэр вытаращила глаза. Повисла пауза. Сжав кулаки, Кит подождала, пока мать выйдет и закроет за собой дверь, и села на кровать.

Два дня. Не две недели, не когда-нибудь в будущем. Через два дня она уедет насовсем.

Кит села на кровать и больше не стала противиться нахлынувшим чувствам. Она зарылась лицом в пуховую подушку, заливая ее слезами, от которых оставались темные следы. Плакать было больно, однако с болью приходило облегчение. Она наконец-то вырвется отсюда. Благодаря Льюису.

Последний вечер Льюис провел у дома, ожидая, пока Элис с Гилбертом выключат свет в гостиной. Странным образом под открытым небом ему было уютнее.

Он убеждал себя, что придет новый день, а он будет далеко отсюда, и все пережитые события станут прошлым – как Джини или школа. Плохое не длится вечно. Не всегда жизнь будет похожа на склеп. Лицо еще болело, однако рано или поздно все заживет и все забудется. Правда, это не то освобождение, которого он ищет. Едва ли освобождение вообще возможно.

Перед глазами стояла Кит – вся ее жизнь, точнее, фрагменты, которые ему довелось увидеть. Когда стемнело, Льюис отправился в лес за домом Кармайклов, чтобы забрать чемодан. На дом он не смотрел. Вернувшись к себе, все упаковал и убедился, что готов к отъезду. Окинул взглядом небольшую комнату – книги на полках, комод и трещину в потолке – и понял, что она давно уже нежилая.