Изгой

На Волоса смотрел высохший чиновник в белом костюме, с пустыми глазами, щеками и лбом, словно обожженными страхом и ответственностью, ссутуливший плечи, готовый выгораживать хозяина и сыпать юридическими формулировками.

Баунти понял, что «соскочил с образа» и отвернулся, уцепился в вопрос про ЛГБТК, вернулся к улыбке и сказал что-то дежурное о «понимании проблемы», кивнул стоявшим у микрофонов Пауэллу, Уоллосу и Гилацу, предложив идти совещаться и обсуждать дела. Все вчетвером удалились из зала в дверь за сценой в комнату президиума, где ждал накрытый стол, девушки разливали вино, а хор прокашливался, готовясь петь.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Хот и его двенадцать головорезов, все в черной форме местной полиции, бодро вломились в зеленые двери и быстрым шагом пошли по серому ковру коридора без окон, освещенному матовым светом от длинных ламп в потолке. Хот, выбритый и подстриженный, держа руки на ремне, лихо надвинув фуражку на брови, с наглой улыбкой громко, смеясь, обратился к ошарашенным трем девицам на ресепшене:

— Так, девчоночки, встаем, выходим, строимся у стеночки — паспорта, медицинские книжечки готовим, — и глядя на лестницу вниз, крикнул парням в набедренных повязках, — мальчики тоже выходим строиться, сюда, к стеночке. Гражданство, регистрация, разрешение на работу?

Бывшие бойцы Антинаркома встали, кто у входных дверей, кто у стола ресепшена, остальные рассыпались — шарить по столам, шкафам, холодильнику, обстукивать стены, заглядывать под ковры, за шкафы. Трое спустились вместе с Хотом по лестнице к чернокожим парням, стоявшим у дверей в подвал. Джедай провел пальцем по лезвию тесака на длинном древке у одного из моранов:

— Разрешение на холодное оружие? — быстро и бесцеремонно осмотрел полуголых, потрогав тесаки и кинжалы, висевшие на поясах, — Так, артисты, и кого рубаем этими бритвами?

Один из моранов начал было что-то объяснять, но, видимо, старший ткнул его кулаком в бок, и обращаясь к Хоту, выпучил глаза, растеряно развел руками и сказал: «Да ин дыр жае, биртам на ем… Мы не понимать язык, совсем мал-мал».

— Отлично… Что застыли, давайте, веселей, выходим наверх, строимся в коридоре. Рыжая, — выцепил он за руку одну из девушек, — звони быстро начальнику своему, пусть пулей сюда мчит. А то сейчас закроем вашу богодельню до выяснения.

Двое бойцов выводили с верхнего этажа старушку, она выступала по лестнице чинно, держа в правой руке готовые к осмотру паспорт, медкнижку и удостоверение инвалида. Атлеты в набедренных повязках встали в шеренгу у стены, сурово сверля полицейских карими своими мутными глазами из-под черных бровей. Черненькая и Беленькая тупили, стоя у холодильника. Рыжая держала в руке телефон и сообщала, что шеф не берет трубку. Хот, конечно, знал, что их босс Сил Ган сейчас не может ответить на звонок по «объективным причинам», но наезжал на Рыжую: «Давай-давай, звони, ищи, пока шеф не приедет, вы никто отсюда сегодня не выйдете».

Боец складывал тесаки и кинжалы маранов в сумку-баул, прихваченную «для вещественных доказательств». Один сотрудник с припасенным ломиком подошел к двери в подвал. Она крякнула, громко и кратко спела какая-то железная струнка, и отворилась. «Полицейские» крикнули в темноту, чтоб выходили, кто есть «живой». Оттуда вышли несколько мужиков в телогрейках и ватных штанах, испуганно и подслеповато озираясь на свету. Их отправили в общую шеренгу с атлетами. А Хот за столом ресепшена отдернул черный ковер, закрывавший вход в «старый зал», увидев разноцветные, как радуга, двери: «А это что? Давай, Черная, открывай!»

Черненькая начала объяснять, что ключ только у шефа, а за дверьми просто хранилище старых статуй. Но Хот со смехом стучал по пестрым дверям и предполагал, что там сто трехъярусных кроватей с киргизами и мешки герыча — Открывай, говорю, быстрее!

Черная замотала головой в отказе. Конечно, можно было и здесь использовать ломик, но Маса дала Хоту четкие указания: «Черная — „посвященная привратница“, и дверь в старый зал она должна открыть своим ключом сама».

«Хорошо бы там сауна оказалась. Такая жара. Девчонки, массажик умеете? Кто хорошо приласкает, сразу домой отпущу», — нагло ржал Хот, хватанув Черную за талию и приблизив свой рот к ее ушку. Туда он шепнул «Открывай, пора оживить твои статуи». Не зная почему, она поверила, вынула из маленького карманчика маленький же ключик и сунула его в замок, повернув. Хот втолкнул Черную внутрь старого зала, она включила свет. Он оставил ее там, сказав ждать, а сам вернулся на ресепшен.