Изгой, Крах Советской империи (СИ)

куски недавнего дорожного покрытия, служившего сейчас основным строительным

материалом.

Бом-бом!

Время шло. Отдельно взятый булыжник для него практически ничего не весил, но их

передавали один за другим, без остановки, точно на конвейерной ленте. Острые края

остатков мостовой впивались в ладони, рвали кожу и мышцы. Полностью отдавшись

монотонной работе, он не обращал внимания на возникшую боль, пока стоящий рядом

сосед пенсионного возраста заботливо не порекомендовал ему отдохнуть и

продезинфицировать руки спиртом.

Алекс спорить не стал, вняв совету, хотя ему было все равно, чем занимать себя,

ожидая приказа.

Провалившийся неизвестно куда капитан вновь появился и протянул ему тонкую

иглу с маленьким белым шариком вместо ушка.

– Это передатчик. Ситуация осложнилась. Команду могут отдать в любой момент.

Потому вещь необходима, – прокомментировал он свой «подарок».

Алекс пожал плечами и воткнул иглу в ворот рубашки так, чтобы ее не было видно.

Часы показывали полночь. Возле застывшего бронированной махиной танка раздавали

еду.

Перекусив бутербродами и запив их чаем, они вернулись в здание Верховного Совета

РСФСР и, поднявшись на лифте, прошли в кабинет своего временного руководителя. Тот

сидел за столом, уплетая пирожные и запивая их кефиром прямо из пакета.

– Присаживайтесь, ребята, – предложил он, – я сейчас еще достану. Составите

компанию?

Сейчас он выглядел гораздо привлекательнее и человечнее, чем во время недавнего

инструктажа. Железная маска спала с его лица, и на нем нашли свое отражение

обыкновенные эмоции: голод, жажда, удовольствие от чревоугодия.

Капитан отказался:

– Мы только что перекусили на улице. Там женщины еду принесли.

– Что, бутерброды и чай? – ухмыльнулся чиновник.

– Да, мы с народом, – позволил себе съязвить Алекс.

– Ну, как хотите, – жестом заправского баскетболиста политик послал пустой пакет в

корзину, – как хотите, – он отодвинул тарелку с эклерами в сторону и посмотрел на

отдельные листы на столе. – Значит, так: сейчас сюда прибыл мэр Москвы Гавриил Попов.

Известите народ, что завтра в полдень намечается митинг на Манежной площади,

санкционированный Лужковым4 [ Лужков Юрий Михайлович, в августе 1991 года – вице-

мэр Москвы и председатель московского правительства]. Сейчас у стен Белого Дома

около десяти тысяч защитников, и их число постоянно увеличивается. Кроме того, все

новые и новые части Вооруженных сил СССР переходят на нашу сторону. Скоро должны

появиться автомобили Тульской десантной дивизии, Рязанского полка. Ваша

первостепенная задача – рассеять панику у народа. Грузовики с военными могут

произвести неправильное впечатление. Пока что это все.

На площади по-прежнему суетились тысячи людей. То здесь, то там слышались

голоса, критикующие действия ГКЧП. Посреди людского океана островами возвышались

сооруженные наспех заграждения из камней, арматуры, элементов ограды, мусорных

баков, и возводились все новые и новые. С нескончаемым энтузиазмом и энергией

защитники Белого Дома трудились, возводя стены для обороны своей власти, власти

народа – демократии. Время неумолимо бежало вперед, но работы не прекращались ни на

минуту, прибывали новые люди, из близлежащих домов женщины подносили продукты,

пытаясь утолить голод защитников.

Алекс лавировал в толпе, активно общаясь с защитниками, щедро делясь новостями.

Таких, как он, праздно шатающихся, на площади были уже сотни. Большинство, конечно,

пришло к Белому дому отстаивать свои идеалы и своего Президента, но хватало и тех, кто

явился поглазеть и поразвлечься на «массовых гуляниях», попросту зевак. От каждого

третьего пахло алкоголем – где-то недалеко разливали водку.

Единый порыв толпы заряжал энергией. Готовность сложить голову за мнимую

свободу и неосязаемое будущее поражала воображение. Алекс не верил, что можно

освободиться из оков, оковы – символ порядка. Из своего воспитания он вынес две вещи:

подчинение приказам и невмешательство в дела сильных мира сего. Политика – грязное

дело. Это он знал всегда, но задумался только сейчас, здесь, на площади, окунувшись в

народное волнение, всем своим естеством ощущая тревогу, нависшую в воздухе, кожей

впитывая адреналин и страх защитников. Никогда раньше ему не доводилось сталкиваться

так близко с людской бедой, порождаемой борьбой за кресло, за власть. Всегда была

только работа, никаких эмоций, ничего личного. Он получал приказ о ликвидации объекта,

после чего нажимал на спусковой крючок или на кнопку на пульте дистанционного

управления. Не стоило даже разбираться во внутреннем мире своих жертв, в их

деятельности и причине, по которой выносился приговор.

Бах! Готово, приказ выполнен.

Сейчас все оказалось по-другому. Он вплотную прикоснулся к людям, к их

настроению, впервые увидел граждан, готовых пожертвовать жизнью во имя

общечеловеческих ценностей и идеалов, вбитых им в голову партократами. Их никогда не

учили этому, но они свято верили в чистоту своей мечты, склоняя голову на плаху.