Изгой, Крах Советской империи

– Это какой-то троюродный брат дальней тетки, – попытался он выйти из положения,

понимая, что выглядит жалко.

Некоторое время они шли молча. Алекс все знал, Туров понял это сразу же, стоило

увидеть друга. Свернув во двор, Алексу бросились в глаза уже знакомые вишневые

«жигули», припаркованные в стороне возле мусорного контейнера. В салоне никого не

было.

– Сейчас зайдем, поедим. Ты голоден? – спросил Туров.

У Алекса уже желудок прилип к позвоночнику, но негодование пересилило чувство

голода. Он рванул друга к стене дома, придавив ему локтем грудь.

– Голоден? – сквозь зубы прохрипел Алекс.

Упали сумки, раздался звон разбитого стекла, и пахнуло водкой.

– Какого черта?! – возмущенно сопел милиционер, не в силах освободиться от

захвата.

– Нет, это ты сейчас скажешь мне, какого черта ты подставил меня. А ведь я считал

тебя единственным другом, – глаза Алекса сверкали гневом, обжигая пламенем ненависти.

– Я? – удивился капитан, сделав новую попытку вырваться, но силы были неравные.

Превратившись из сильного быка в трусливую гиену, он потерял возможность

защищаться. – Как я мог тебя подставить?

– Тебе лучше знать, – Алекс сильнее надавил локтем, чувствуя, что еще чуть-чуть и

грудина лопнет, – говори, или твоим гостям придется долго тебя ждать.

Туров почувствовал, что деваться некуда: молчание может обернуться летальным

исходом. Разъяренный Алекс его просто сломает пополам. Отпираться было

бессмысленно.

– Я не виноват, – выдавил из себя «друг», – они заставили меня. Пришли в полночь,

предъявили удостоверения сотрудников госбезопасности и МВД. Сказали, что ты особо

опасный преступник… за тобой несколько трупов…

– И ты поверил? – Алекс пренебрежительно плюнул под ноги, – а может, было еще

что-то?

– Мы попали под жесткий прессинг. И я, и супруга… а у нас же дети… ты должен

понимать. На работе проблемы… дома скандалы. Житья совсем не стало от твоих

покровителей. – У капитана начиналась истерика. – А мы ничего не хотим знать про твои

дела… понимаешь?! Ничего! Нам детей поднимать надо… А про тебе такого

нарассказывали… Чему верить? Кому?.. Ты же сбежал и весточки не оставил…

– Они сказали… они сказали… – передразнил Алекс, оттолкнув от себя друга. -

Живи!.. Тьфу. Мразь!

Он отвернулся и пошел прочь. Услышал лязг передергиваемого затвора, вспомнил

про пистолет за поясом, но даже не подумал к нему притронуться. Остановившись, Алекс

посмотрел назад. Глаза вчерашнего друга налились кровью, грудь вздымалась от тяжелого

дыхания, ноздри свирепо раздувались. В дрожащих руках плясал табельный пистолет

системы Макарова, направленный в его сторону.

– Стоять, – неуверенно прошипел Туров.

Лицо Алекса исказила кривая усмешка скорби. Не оглядываясь, он продолжил путь,

ожидая спасительного выстрела, который позволит скинуть мирские оковы. Но шагам

вторила лишь городская суета.

Глядя в удаляющуюся широкую спину, капитан обессилено сполз по стене на землю

и горько зарыдал, бурча себе под нос:

– Ты ничего не понимаешь… Ничего не понимаешь…

* * *

С некогда белого, истерзанного непогодой стенда на него взирали хмурые лица. «Их

разыскивает милиция». Фотографии и фотороботы. Преступники, скрывающиеся от

правосудия, пропавшие без вести, которых ищут родные. За каждым из них – личная

трагедия, несбывшиеся мечты, потерянные судьбы. В одном из снимков Алекс без труда

узнал себя. Умелая рука эксперта-криминалиста изобразила широкие скулы, узкий нос,

глубоко посаженные глаза, короткий ежик волос. Портрет соответствовал оригиналу

процентов на семьдесят – достойный показатель для фоторобота. «Рост выше среднего.

Возможно, вооружен». И статья ему инкриминировалась не абы какая, а серьезная – сто

вторая. Убийство.

Его обложили со всех сторон: КГБ, милиция. Как волка загоняют за флажки и

церемониться не будут. Он – особо опасен. Один шанс на миллион, что ему удастся

вырваться.

Повернувшись в сторону, Алекс встретился взглядом с одним из блюстителей

порядка, выпрыгнувшим из патрульной машины. Внутри все похолодело, глаза

непроизвольно дернулись в сторону. Но милиционер не удостоил его вниманием, заводя в

дежурную часть закованного в наручники задержанного. Отделение милиции продолжало

жить своей жизнью, далекой от войны спецслужб.

Теперь путь Алекса лежал к Отцу.

Начинало смеркаться. И темнота была сейчас, пожалуй, лучшим помощником из

возможных.

Выбирал ли Отец место своего проживания или так сложилось случайно, но его

новая двенадцатиэтажка расположилась в престижном районе на Юго-Западе столицы,

недалеко от Высшей школы КГБ СССР. Соседство более чем символичное.

Раскинувшиеся подле высотки пятиэтажки утопали в бушующей зелени деревьев.

Широкий двор с большим количеством народа, полуразвалившиеся песочницы, где днем

играли малыши под присмотром молодых мамаш; рядом в тени деревьев подвыпившие

мужики «забивали козла», поправляя здоровье свежим пивом; чей-то ребенок качался на

качелях, а пацаны постарше гоняли мяч на импровизированном поле. Все вписывалось в

типовой московский пейзаж, кроме высокого стриженого парня у подъезда Отца, под

пиджаком у которого легко просматривался короткоствольный автомат, советский аналог