Изгои Рюрикова рода

Бродяга пошевелился, пола плаща сместилась на сторону, открыв взору Володаря огромный, литой из чугунины молот. У ног оборванца стояло небольшое, совершенно пустое корытце. Да, негусто в Венецианском квартале с подаянием! Бродяга что-то бормотал. Не молитву ли шептали изорванные губы? Володарь приостановился, заслышав знакомые слова. Бродяга произносил «Отче наш» с истовой страстностью уроженцев северных лесов.

– Да ты не кузнец ли? – князь замер на месте. – Кочуешь? Русич? Не видал ли тут земляков? Демьян Твердята, новгородский гость, не знаком ли тебе? Он купец. Красивый такой детина, рослый, могучий. Не видал?

– Почто один шляешься в потёмках? – прошептали изуродованные губы. – Нешто не боишься татей? Где твой отрок? Зачем ходишь один в сумерках?

– Град Константина – не половецкая степь. А я – не малое дитя. Перед тобой Рюрикович, князь без удела – Володарь Ростиславич. А теперь ты отвечай внятно: кто таков? – Володарь кривил рот в улыбке, настороженно наблюдая, как незнакомец поднимается на ноги.

Вот под распахнувшимися полами плаща что-то блеснуло. Не броня ли? Да разве в сумерках разберёшь! Вот где-то наверху распахнулась ставня. Случайный отблеск домашнего огонька пал на лицо бродяги. Из глубоких впадин-глазниц на Володяря глянули пронзительно разумные, ясные, источающие живой блеск глаза. Ставня испуганно захлопнулась, отсвет пропал. Подслеповатые сумерки заполонили уличку. Друнгарий виглы, достопочтенный Нереус в этот вечерний час погружался в глубокую дрему, а вся его надёжная стража, состоящая из бравых вояк, сбежавшихся к императорскому престолу с окраин необъятной державы, расхолаживается, патрулируя портовые корчмы. Отряд рыцаря львиной головы, достойного платы Лауновеха, по прямому приказу эпарха охранял дом Фомы Агаллиана. Если уж доведётся вступить в драку, то лучше завершить её до полуночи, когда сандалии бдительного Нереуса ступят на остывшие камни города. Надо торопиться, надо повидать Демьяна, объясниться, замириться, хоть через брань и мордобой, но снять груз с души. А тут этот бродяга, будь он неладен!

– Ты русич? – снова спросил Володарь.

Рука легла на рукоять меча.

– Да, – изуродованные губы бродяги приоткрылись, обнажая внутренность рта. С той стороны, где лицо было изувечено, передних зубов во рту не осталось.

Володарь понял – собеседник улыбается. Бродяга наклонился, поднял с земли корыто, водрузил его себе на голову. Низкое налобье шлема скрыло изуродованный лоб.

– А шлем-то не степняками ли выкован? Как и прикупил такую вещь в Царьграде? Не стоит так уж снаряжаться. Да и спешу я. Не досуг сейчас с тобой силами меряться. Ты охолони и останешься цел.

Володарь отстегнул от перевязи кошель, помедлил минуту. Эх, невелика его казна, да и та слишком дорога. Разве отсыпать горсть монет, не отдавать всех-то денег? Ведь он собирался для Илюши новую одёжу справить.

– Я милостыни не прошу, – прошипел бродяга. – Я сам тебе подам… Воздам за верную дружбу.

Стремительным, едва уловимым движением он подхватил с земли молот. Первый удар был нацелен на левую руку, ту самую, что сжимала кожаный кошель.

– Ах ты, отважный боец! – ветхий плащ валялся на камнях, подобно сброшенной змеиной шкуре.

Бродяга обратился в лютого хищника, огромного, ловкого, лишённого страха и сомнений. Кольчуга сидела на нём, как влитая. Володарь в последнем перед сшибкой изумлении, узнал изделие новгородских кузнецов.

Володарь защищался. Лезвие его меча жалостно стонало, соприкасаясь с чугуниной молота. Эх, зачем он надел броню! На улице всё ещё жарко, а на его плечах такая тяжесть! Володарь вертелся волчком, бился плечами в стены узкой улички-ущелья. Кованое железо лязгало, мешало. Украшенные гербами патрикия Агаллиана наручи проминались при малейшем соприкосновении с молотом, раня плоть. Из-под них уже сочилась кровь. Володарь совершал отчаянные прыжки, силясь избежать увечий, вознося осанну Всевышнему, что ввиду долгой дороги не надел поножей. Сумерки зачернились непроглядным мраком. В теснинах улиц Венецианского квартала наступила ночь. Противник Володаря неутомимо, с изумляющей яростью махал молотом. Он наседал, сочленения кольчужных колец на его руках и спине скрипели при каждом стремительном движении, и это выручало князя, давая возможность ускользать от ударов в кромешной темноте. Володарь пытался разговаривать с врагом, но тот не отвечал на его увещевания и вопросы. Нет, он напал не ради грабежа. Ночной боец и не помышлял о брошенном на мостовую богатстве. Он хотел убить Володаря, это было ясно. Но почему же? Почему? Если это наймит Твердяты, то откуда такая ярость? Подосланный убийца действует ножом из-за угла или попросту оглушает, чтобы впоследствии отдать бесчувственное тело всепринимающим водам Боспора.

– Не пощадишь? – хрипел князь. – Скажи же, в чём моя вина перед тобой? Или тебя подослал Демьян Твердята?! Так передай ему, что я невиновен!