Изгои. Роман о беглых олигархах

На «Бушре» мне отвели каюту на самой верхней палубе. Аскезу обстановки с лихвой компенсировал вид из двух больших квадратных иллюминаторов. Санжар попросил без особенной нужды из каюты не выходить, о разумных потребностях сообщать ему по внутреннему телефону и соблюдать противопожарные меры. Выражалось их соблюдение в том, что курить нужно было при задраенных иллюминаторах, тщательно тушить окурок в банке с водой и не пускать солнечных зайчиков. Признаться, когда я услышал от него насчет этих самых зайчиков, то настолько озадачился, что не постеснялся переспросить, не ошибся ли он.

– Часы, очки, все, что отражает солнечный свет, – пояснил Санжар. – Высунешься в окно, блеснешь, увидит спутник, сфотографирует тебя.

– Зачем? – я все еще не понимал.

– Всегда фотографирует, все танкеры. Обязательно. Американский шпион, прямо из космоса. Получаются фотографии такого качества, что при увеличении можно на твоих часах рассмотреть секундную стрелку.

Санжар прибавил какое-то арабское словечко, видимо, крепкое ругательство, я в ответ пульнул матерком и снял с запястья часы. В конце концов, «чем черт не шутит», сказала монашка, надевая на свечку презерватив.

Все двухнедельное плавание я провел в каюте, лишь по ночам, когда на небе не было луны, изредка выходя и прогуливаясь вдоль огромной грузовой палубы «Бушры». В каюте я напивался и рассматривал огромные подшивки порножурналов, которые приносил Санжар. Сперва фотографии в журналах забавляли меня, затем опротивели, а под конец вообще перестали вызывать естественную в таких случаях реакцию. Испугавшись, что морское путешествие может закончиться для меня фатальной неприятностью в виде импотенции, я вернул улыбчивому иранцу его архивы и оставил из развлечений лишь алкоголь и ночные вытрезвляющие прогулки.

«Бушра» шла в Марокко, и это меня вполне устраивало. Танкер отшвартовался в грузовом порту Дар-эль-Бейды на рассвете двадцать пятого сентября, и я со своим небольшим, но увесистым багажом сошел на африканский берег. Все, добытое во время экспроприации в Филадельфии, ушло по прямому назначению Семену-Бриллиантовому. Ну, или почти все. После того как я расплатился с Санжаром, у меня осталось аккурат на скудный завтрак и чашку злого марокканского кофе. Перед тем как усесться за стол в какой-то забегаловке, я попросил у хозяина жетоны для таксофона (в Африке полно всякого антиквариата) и позвонил Ахмету.

Ахмет работал экскурсоводом и особенно гордился тем, что, в отличие от своих собратьев, имел официальную лицензию министерства культуры страны.

– Я супер, – говаривал Ахмет, потрясая каким-то закатанным в пластик мандатом формата бумажника, – я самый лучший экскурсовод, я профессионал. Остальные шарлатаны и дилетанты.

Я готов признать, что Ахмет говорил чистую правду. Он действительно был профессионалом, и я уж не знаю, каким он там был экскурсоводом, но вот террористом он был первоклассным. К сожалению, по этому мастерству пока еще не аттестуют, впрочем, я точно не знаю. Наверняка зеленые братья и их хитрые духовные вожди в тюрбанах придумали иерархическую лестницу для своего ремесла, снабдив ее ступени пышными и велеречивыми титулами. Из всей их идеологии я знаю лишь, что в точности означает словечко «шахид», да и то потому, что мне доводилось допрашивать несостоявшихся, обезвреженных шахидов еще в той, прошлой моей жизни. Если бы Ахмет узнал об этом, то хозяину забегаловки пришлось отмывать пол от красненького, что вылилось из меня, но Ахмет думал, что работает на дружественную славянскую группировку антироссийского профиля, и потому приехал по местным меркам быстро. Через два с половиной часа после моего звонка. Это действительно очень быстро, ибо скорость времени в таком жарком климате замедляется, постоянно находишься на границе принятия решения стать философом и разобраться со временем раз и навсегда, заставив его полностью остановиться, словно мгновение Фауста. Потом, уже после того как Ахмет осчастливил меня своим прибытием, оказалось, что он совсем не против чего-нибудь перекусить и также выпить убийственного местного кофе, против которого у него и у его соплеменников наличествует явный иммунитет: они хлещут его от рассвета до заката, словно простую воду. На кофепития Ахмет щедро потратил еще часа два, но я и виду не подал, что чем-то недоволен. Самое отвратительное – это попасть к кому-то в зависимость и понимать, что выхода из нее, пусть и до поры, – не существует. Я послушно пил кофе, отвечал на разнообразные вопросы уровня «А за сколько в Америке можно купить хорошее седло для ишака?» и терпел… Всему когда-то придет конец, был он и у нашей беседы, после которой я оказался в кабине белой «Тойоты» на заднем сиденье:

– Постарайся заснуть, – великодушно предложил Ахмет. – Останавливаться не станем до самого Танжера, так что можешь покемарить.