В Лондоне друг Ильи затеял покупать три новых танкера. У английской судостроительной компании. Компания выставила счет, как полагается. Договор заключили. С «Альянсом». «Альянс» выставил счет Организации, при этом счет увеличился на сто миллионов долларов.
Большой человек, потворствующий назначению Ильи на директорский пост, интимно прикрутив пуговицу на его пиджаке, одарил откровением:
– Есть у тебя, Илюша, ровно годик. Больше гарантировать не могу. Через год проверка случится. Ты действуй смело, раньше проверять не станут. Действуй и меня, того… не забывай.
В год, предшествующий воцарению Ильи, Организация имела солидный оборот и не менее солидную прибыль. После года с новым директором оборот увеличился в два раза, а прибыль сократилась в четыре. В карманах трио верных товарищей осело полмиллиарда долларов.
Илья сильно изменился. Он жаждал компенсировать нерастраченные грехи юности и предался разврату во всех его проявлениях:
– ездил пьяным на «Феррари»;
– издевался над официантами;
– покупал проституток оптом, наряжал их в форму СС и устраивал факельные шествия в подмосковном пансионате «Кукукино»;
– гадил из вертолета на дом какого-то неприятного ему субъекта;
– устраивал подпольные женские бои;
– охотился на таджиков с помповым ружьем;
– выстроил церковь Святого Ильи-пророка и заставил написать надвратный образ с себя, любимого. Написали…
При этом сам Илья любил говаривать вот что:
– Я изумляюсь бисексуалам. Вот уж они-то по настоящему развратны.
В общем, ужас, мрак и караул.
Нефтяники за глаза прозвали Илью «ссыклом». Почему он заработал именно это обидное и отдающее зоной прозвище, так и осталось загадкой. Быть может, из-за немного испуганного выражения лица, которое постоянно возникало у него при встречах с кем-либо. А быть может, и нет. Кто теперь знает? Мы становимся историей, не успев сосчитать до пяти.
Илья изменился внезапно. Случилось это за два месяца до проверки Организации Счетной палатой. В церкви Святого Ильи-пророка было людно в честь Пасхи. Благодетель приехали с опозданием-с и, раздавши нищим по красненькой, проследовали ко входу во храм. Однако писанный с Ильи надвратный образ непостижимым образом отвалился, хоть и был закреплен отроками прилежно, и тяжелою своею рамою ударил Благодетеля в голову-с. От причиненного увечья они изволили упасть и, пришедши в себя, нецерковно ругали-с отроков, не с должной прилежностию утвердивших надвратный образ, отца настоятеля, прихожан и отчего-то некую Владу, по всей видимости, их знакомую блядь-с.
Да простят этот жестокий лексический стеб все искренне, без директив и условностей верующие. Все, кто ходит в церковь не только для того, чтобы отмаливать немыслимые грехи, которым и прощения-то не бывает, ибо нельзя отмолить убийства и душегубства, блуд и алчность. Построй ты хоть монастырь, нарисуй ты себя хоть в Сикстинской капелле, а коли ты клещ и аспид сатанинский и стал им добровольно, то гореть тебе, паразиту, в аду во веки вечные и ныне, и присно, и во веки веков, аминь.
Бог всемилостив и всепрощающ. Воистину так, но лишь когда он видит подлинное раскаяние души, охватившее всего человека безвозвратно. В таких случаях раньше заточали себя в монастыре и не выходили оттуда до смерти. А теперь – кинул на благотворительность два-три миллиона, получил налоговые льготы, заказал богомазу иконку с себя наколбасить… Да-да, именно вот так, по-зощенски, «наколбасить»…
– Тьфу ты, дешевка какая. Поделом тебе, дешевке, и по башке-то приключилось. Вот ведь черт прыткий, с рожи своей бандитской образа пишет, а Бог-то, он не Ермошка. Он видит немножко, слава те… – Илья услышал эти слова сквозь пелену дури, которая стелилась перед глазами от удара. Принадлежали они какой-то старушенции матерого вида: согбенной, сухой, сердитой. Вымолвила, отвела душу и пропала. Словно сквозь землю утекла летним дождичком. Слова Илья запомнил, особенно «дешевку». Этот «дешевка» задел его чересчур сильно. До того сильно, что у Ильи появилась привычка разговаривать самому с собой: