Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Помимо библейских и постбиблейских прецедентов еврейское средневековое мученичество нельзя рассматривать отдельно от христианского контекста. Греческое martys изначально означавшее «свидетель», свидетельствующий об истинном Боге, к середине II века превращается в «свидетельствующего о Боге своей смертью», «погибшего за веру» – и в этом значении слово переходит в латынь. Вслед за мучеником Иисусом Деяния и Послания апостолов и ранняя история христианства изобилуют добровольными мучениками за веру, отправляющимися в Рим на погибель, провоцирующими казни, совершающими самоубийства. На этом фоне в эпоху поздней античности складывается культ мучеников – с паломничеством к могилам, поминовением, почитанием мощей и реликвий. При этом параллельно действовал церковный запрет на самоубийство.

Поскольку идеальным мучеником был Иисус, важный аспект христианского мученичества – подражание ему, imitatio Christi. С раннехристианских житий утверждалось представление, что в момент страданий и гибели в мученике присутствует Христос. И, как Христос, мученик спасает других людей – в мученичестве видели искупительную жертву за чужие грехи. Для мистиков мученичество давало возможность индивидуального слияния с Богом.

В Средние века процветали культы различных мучеников: древних и современных, в том числе миссионеров, убитых язычниками, а также почитаемых благодаря разным заблуждениям. Так, например, покровитель младенцев святой Гинефор на поверку оказался собакой, а 11 тысяч девственниц, вместе со святой Урсулой принявшие мученическую смерть от рук гуннов, возникли в результате ошибочного прочтения латинского текста. Позднесредневековое папство время от времени пыталось навести ревизию в безграничном количестве уже существующих мучеников и установить четкие правила канонизации, учитывающие не только смерть за веру, но и праведность жизни.

Новые мученики часто появлялись при контактах с неверными. Кроме отроков и младенцев, якобы «умученных иудеями», можно вспомнить пятьдесят кордовских мучеников – христиан, добровольно пошедших на смерть, отстаивая свою веру в мусульманской Андалусии. Идеал мученичества приобрел новую силу в эпоху крестовых походов, которые сами являлись синтезом двух важных религиозных моделей – паломничества в Святую землю и священной войны с неверными. Крестоносцы получали превентивное отпущение грехов и ожидали спасения души в случае смерти от рук сарацин, которая понималась как imitatio Christi, подражание страстям Христовым.

Сложно сказать, сами ли первые крестоносцы в конце XI века стремились к мученической смерти или подобные благочестивые побуждения им приписали клирики – хронисты первого крестового похода, писавшие о нем уже в середине – конце XII века. Трудно сказать, кто соревновался в готовности к благочестивой смерти – крестоносцы и их жертвы в 1096 году или же хронисты-клирики и еврейские хронисты несколько десятилетий спустя. В любом случае явственно виден элемент соревнования: чье мученичество самоотверженней, чья жертва угоднее Богу – жертва самого Христа, за которого идут мстить неверным и принимать мученическую смерть в священной войне с сарацинами крестоносцы, или же жертва евреев, до последнего вздоха сохранявших верность своему единому Богу. Это «соревнование» мученичеств проявлялось и в других, более безобидных ситуациях, например, в полемике о том, кто есть истинный страдающий раб Божий из книги пророка Исайи: Христос, принявший мучения за людские грехи, или же еврейский народ, страдающий за грехи других народов.

Кроме продолжения палестинской традиции мученичества и «соревнования» в религиозном самопожертвовании с крестоносцами и христианскими мучениками в целом кидуш Га-Шем 1096 года нужно рассматривать в контексте ашкеназского эсхатологического сценария, который Юваль назвал «мстительным избавлением», где ему отводилась роль триггера божественного возмездия гонителям и – одновременно – мессианского избавления евреев.

Иерархия пространства и мученичество как обряд перехода

Как теоретизировал еще французский социолог Эмиль Дюркгейм в «Элементарных формах религиозной жизни», сакральное для утверждения своей сакральности требует наличия профанного. Крестоносцы, отправляясь на священную войну в Святую землю, противопоставляли свою святость нечистым сарацинам, у которых собирались отвоевывать Гроб Господень, и нечистым иудеям, наследственно виновным в убийстве обитателя Гроба.