Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Обвинение в ритуальном убийстве и его разновидность – кровавый навет (то есть обвинение в убийстве с последующим использованием крови жертвы в ритуальных или магических целях), поводом для которых, по мысли Сесила Рота, могли послужить случаи агрессивного поведения евреев на Пурим, впервые прозвучали в Западной Европе в XII – ХIII веках. В умыкании и распятии христианского отрока английских евреев обвинили в 1140-х годах, а собственно кровавый компонент добавился позже – с германского Фульдского дела 1235 года. Мы рассмотрим четыре средневековых навета: самый ранний (предположительно), самый бездоказательный, самый известный и самый редкий – кастильский, их основные мотивы и позиции основных акторов (евреев, церкви, короны, местной власти), и поместим их в контекст средневекового отношения к детям и других преступлений в адрес детей – или же «черных легенд» о таковых. А уже в следующей главе обсудим различные теории происхождения и эскалации этого обвинения: от конвенциональных до радикальных, вызывающих академическое и общественное отторжение и ставших, в свою очередь, предметом историографических исследований.

Подмастерье Уильям и творческий гений монаха Томаса

Нориджское дело – расследование обстоятельств гибели мальчика Уильяма в английском графстве Норфолк – традиционно считается первым обвинением евреев в ритуальном убийстве в средневековой Европе и, соответственно, первоисточником этого сюжета и всех его разновидностей. Однако же, если обратить внимание на то, что время предполагаемого убийства (1144) и время письменной фиксации этой истории (1154–1155) заметно не совпадают, а уверенно датировать навет можно только годом его записи, то пальму первенства придется отнять у Англии и отдать Германии, почтив ею Вюрцбургское дело 1147 года. Впрочем, в христианской и еврейской мартирологиях история отрока Уильяма запечатлена несравнимо ярче, нежели история безвестного вюрцбуржца Теодориха, неведомо кем расчлененного и так и не почтенного церковью.

Краткий летописный отчет о нориджском происшествии гласит:

Во времена короля Стефана евреи Норвича купили христианского ребенка перед Пасхой и мучили его всеми муками, коими мучили Господа нашего; а в Страстную пятницу повесили его на кресте, как и Господа нашего, и затем похоронили его. Евреи ожидали, что дело их не откроется, однако Господь наш показал, что ребенок тот был святым мучеником, и монахи взяли тело его и захоронили с почетом в монастыре, и милостью Господа нашего он творит великие и различные чудеса, и зовут его св. Уильям.

Позднейший и гораздо более подробный агиографический рассказ добавил к записи в Англосаксонской хронике массу любопытных деталей. Итак, отрок Уильям (в 1144 году ему исполнилось 12 лет), «движимый божественной волей», покинул свою семью в деревне и поселился в городе, где стал подмастерьем у скорняка и достиг в этом ремесле небывалых успехов. Его услугами пользовались местные евреи, и незадолго до Песаха 1144 года они взлелеяли коварный замысел. В то время мальчик находился в деревне у своей матери, и евреи отправили туда своего «омерзительного посланца», который представился поваром архидьякона. Мать не хотела было отпускать сына, предчувствуя неладное, но лжеповар уладил дело с помощью кругленькой суммы. Этот эпизод практически продажи сына подозрительному человеку объясняет и то, по какой «божественной воле» Уильям еще в восьмилетнем возрасте отправился один в Норидж: мать, без мужа растившая двух сыновей, отправила старшего в город – если не на заработки, то хотя бы на самообеспечение. Подобная ситуация типична для средневековой семьи из третьего сословия: в семь-восемь лет ребенка зачастую отделяли от родителей и отправляли «в люди» – в обучение или в услужение.

Распятие отрока Уильяма. Гравюра из «Книги хроник».

Нюрнберг, 1493. Собрание Рейксмюсеума, Нидерланды