Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Согласно рабби Эфраиму, к гибели блуаских евреев привела цепь злосчастных случайностей. Однажды вечером еврей поил своего коня на берегу реки, а поблизости один оруженосец тоже собрался напоить коня своего господина. Рыцарский конь неожиданно испугался забелевшего в темноте куска недубленой кожи, которую еврей вез к дубильщику, заржал и отскочил от берега. Как же истолковал этот инцидент сообразительный оруженосец? Он поспешил к своему хозяину и рассказал ему, будто видел, как еврей кинул в воду убиенного его соплеменниками христианского младенца. Рыцарь же – вот злополучное совпадение! – ненавидел влиятельную в городе еврейку, даму Пульцелину, и обрадовался возможности насолить ей. На следующее утро он пересказал эту историю сеньору города, графу Тибо, и тот приказал схватить всех евреев и бросить их в тюрьму. Дама Пульцелина ободряла их, ибо надеялась, что граф, который до последнего времени был очень к ней привязан, послушает ее и сменит гнев на милость. Но тут в дело вмешалась жена графа, «злобная Иезавель», которая ненавидела Пульцелину не меньше нашего рыцаря, и евреев не только не выпустили, но еще и заковали в железо.

Печать Тибо V, графа Блуа

Оставим на минутку блуаских евреев в их мрачном подземелье и попробуем сорвать вуаль с Пульцелины и прояснить ее идентичность. Скорее всего, она была крупной ростовщицей (вероятно, вдовой, поэтому сама вела дела), и рыцарь ее ненавидел обычной ненавистью должника к кредитору. Остается, однако, вопрос, почему при этом ее любил граф, а графиня стремилась сжить со свету. И хотя эти чувства тоже можно объяснить вполне прагматическими мотивами (скажем, графу Пульцелина давала беспроцентные – если не безвозмездные – займы, а графиня, управлявшая собственными финансами, была ей кругом должна), но именно из этой детали вырос куртуазный образ дамы Пульцелины, возлюбленной графа и соперницы графини, созданный уже в XVI веке еврейским автором Йосефом Га-Когеном в исторической книге «Юдоль скорби».

Если в историчности богатой – или прекрасной – еврейки Пульцелины мы отнюдь не уверены (других свидетельств о ней у нас нет, и имя ее вряд ли настоящее – слишком уж похоже на французское слово pucelle, «девушка»), то граф с графинею – персонажи совершенно реальные. Граф Тибо – это Теобальд V Добрый, граф Блуа, один из крупнейших французских феодалов; его супруга – никакая, конечно, не Иезавель, как думал, например, историк Генрих Грец, склонный верить средневековым авторам на слово, а графиня Алис – французская принцесса, дочь короля Людовика VII и Алиеноры Аквитанской. Еврейский хронист называет ее Иезавелью вовсе не по ошибке, а желая таким образом подчеркнуть ее негативную сюжетную роль, идентичную роли библейской царицы Иезавели, жены Ахава, – склонять мужа к дурным поступкам. Блуаский дом был привязан к королевским белым лилиям не только браком Тибо с Алис: так, брат Теобальда Генрих, граф Шампанский, был женат на другой принцессе, сестре Алис, Мари, а их сестра Адель стала второй женой короля Людовика, покинутого Алиенорой. Кстати, ее, свою будущую тещу, Тибо когда-то пытался умыкнуть. Вот такая запутанная семейная история.

Тем временем блуаские евреи продолжали сидеть в кандалах. Граф был готов замять дело за крупную взятку от окрестных еврейских общин. К тому же у него не было доказательств: не только не нашли утопленника, но даже не обнаружилось семьи, которая бы заявила о пропаже ребенка. На помощь графу пришел анонимный клирик. Правда, и ему не удалось найти жертву, а тем более построить на пустом месте культ святого мученика, что, очевидно, должно было интересовать церковь больше всего, но зато он придумал, как осудить евреев – устроить ордалии, судебное испытание, единственному свидетелю – оруженосцу и, если выяснится, что он говорит правду, евреев казнить. Ордалии показали то, что нужно, и граф перестал рассматривать возможность финансового решения конфликта – конечно, под влиянием того же клирика; недаром хронист рабби Эфраим надеялся, что «память о нем будет искоренена из земли живых». Можно предположить, что советчиком Тибо был один из его братьев – Гийом Белорукий, ученик Бернара Клервоского, на тот момент – архиепископ Сансский, в будущем – архиепископ Реймсский и пэр Франции.

Евреев заперли в деревянном сарае, который обложили вязанками хвороста и пуками колючих прутьев (наверняка терновых). Их избивали и пытали, убеждая принять христианство и тем самым спасти свою жизнь, но они были стойки в вере. Тогда сарай подожгли, и все находившиеся там евреи погибли, однако тела их чудесным образом не пострадали. «И когда христиане увидали это, то изумились и говорили друг другу: “Воистину они святые”». А до того, когда языки пламени взвились до небес, мученики стали хором петь молитву «Положено нам восхвалять [Всевышнего]», и христиане говорили: «Мы никогда не слыхали столь сладкой музыки». «Тридцать две святых души, – заключает хронист, – принесли себя в жертву своему Создателю, и почувствовал Господь сладкий аромат».